2022-04-10 18:59:01
Я как-то очень давно обронила в сторис, что Пушкин наше все — это миф. Меня попросили рассказать подробнее, но все было не до этого.
А теперь как-то даже в тему кажется. Правда я должна предупредить, что эта тема очень впечатлила меня в университете, но до сегодня дожили скорее эмоции, а не факты, так что все за мной гуглите сами.
«Нашим всем» Пушкин стал не при жизни, а спустя 43 года после смерти на открытие своего памятника. На мероприятии должны были выступить Достоевский от лица славянофилов и всего скрепного, а Тургенев — от западников.
Возьму кусочек из выпуска Арзамаса о славянофилах и западниках, чтобы коротко обрисовать, что это такое:
Считается, что началась дискуссия с письма Чаадаева в 1836.
«…Стоя между двумя главными частями мира, Востоком и Западом, упираясь одним локтем в Китай, другим в Германию, мы должны были
бы соединить в себе оба великих начала духовной природы: воображение и рассудок, и совмещать в нашей цивилизации историю всего земного шара. Но не такова роль, определенная нам провидением. <…> Исторический опыт для нас не существует; поколения и века протекли без пользы для нас. Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий закон человечества отменен по отношению к нам. Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили».
Само письмо было написано в 1829 году на французском языке и «первоначально предназначалось узкому кругу знакомых автора, способных читать между строк и понимать не только прямой смысл высказывания, но и все намерения и цели автора. В русском переводе на страницах подцензурного журнала этот странный и исполненный кричащих противоречий документ превратился в манифест.
Провокация Чаадаева удалась сверх всяких чаяний: во-первых, автора
официально объявили сумасшедшим и запретили ему не только печататься, но и писать, и, главное, чаадаевское письмо стимулировало беспрецедентный всплеск рефлексии о пути России и ее исторической уникальности. Публикация письма совпала по времени с распространением новой официальной идеологии Российской империи — «Православие, самодержавие, народность», сформулированной министром народного просвещения Сергеем Уваровым. По Уварову, именно «народность», заключавшаяся в исповедании догм господствующей церкви и приверженности принципам существующего политического порядка, спасла Россию от деградации, которую переживал современный Запад.
С точки зрения западников, только завершив процесс вестернизации, Россия могла надеяться успешно конкурировать с европейскими соседями не только в военном, но и в политическом, экономическом и культурном отношении. Напротив того, славянофилы верили в «особый путь» России, основанный на ее допетровском наследии, православной духовности и общинном духе».
К 1880 будущее России обсуждать не перестали, но надо было объединять народ вокруг правительства, решили выбрать символ — что-то безусловно объединяющее, что получится продать людям. Выбрали Пушкина.
И речь Достоевского произвела фурор, а Тургенева никто не понял.
Достоевский сделал упор на смирении, которое народу было понятно и эффектно интерпретировал кусок из пушкинских «Цыган»:
«Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость. Смирись, праздный человек, и прежде всего потрудись на родной ниве», вот это решение по народной правде и народному разуму»
Тургеневу тоже велели писать про народ, он вообще должен был написать бесплатную брошюру от народа и для народа. Но начав работать он передумал и написал редактору, что вышло все-таки для культурных людей, и бесплатно больше не прокатит.
1/2
1.1K viewsedited 15:59
Б
