С «Шершнями» мы прокатились по американским горкам: сначала я | Жуткое
С «Шершнями» мы прокатились по американским горкам: сначала я долго ждала его, потом влюбилась с первой серии, а к середине они так безнадежно просели, что я уже почти бросила просмотр, но последние три серии вернули их на положенный пьедестал. Может, потому что последний эпизод и вовсе снял Эдуардо Санчес, режиссер «Ведьмы из Блэр», а может потому что медленный ритм в середине — часть задумки. Сериал рассказывает о женской команде по футболу, которая по дороге на соревнования в другом городе попадает в авиакатастрофу. Как минимум половина школьниц выживает, и впереди у них — девятнадцать месяцев в глухом лесу, культ, каннибализм и мрачный фолк. Можно в сотый раз вслед за другими рецензентами сказать, что «Шершни» — это «Повелитель мух» для взрослых с девчонками вместо пацанов. И разумеется, это действительно социальная история о разрушении привычных иерархий — самыми ценными и авторитетными станут те героини, которые умеют стрелять, разбираются в травах или на худой конец видят будущее, а былые королевы улья вынуждены расстаться с регалиями.
Однако это не столько история о человеческой жестокости как результате травмы и изоляции, сколько о другом известном способе справляться с потрясением — магическом мышлении. Почти всем выжившим, за исключением тренера, нет и восемнадцати, и они понимают, что с большой вероятностью до совершеннолетия могут и не дожить — чтобы объяснить мир вокруг и причинно-следственные связи такой трагедии, гораздо проще обратиться к лесным духам, чем поверить в чудовищную несправедливость мира. И за этим колдовским миром, наполненном потусторонними сигналами, странными символами, ягодной брагой и галлюциногенными грибами, канибализм удивительным образом теряется, он всего лишь естественное следствие всего произошедшего, а не главное сериальное зрелище.
«Шершни» дробятся на две временные линии: одна рассказывает о тех самых девятнадцати месяцах в лесу, другая — о нескольких выживших, которым приходится (иногда все так же кровожадно) разбираться с последствиями мрачных тайн уже сейчас, отодвинув на задний план работу и детей. Даже к концу первого сезона мы не знаем точно, кто еще из главных героев пережил лесной матриархат, как и, впрочем, не знаем, кто возглавлял этот болезненный культ. Как раз этот слоуберн-метод сначала отталкивает (нам уже показали, как группа девушек в сумасшедших масках освежевала подругу, а теперь прикажете полсезона разбираться в семейных драмах?), а потом превращается в главное достоинство сериала — вряд ли концовка так бы провернула внутренности, не погрузившись зритель сполна в каждый надрыв истории.
