Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

«Зимний солдат», Дэниэл Мэйсон Книга, под которую лучше не за | Книгусеница

«Зимний солдат», Дэниэл Мэйсон

Книга, под которую лучше не засыпать. Я ее слушала на ночь, а потом как-то забыла включить таймер, заснула — и каак проснулась в момент рассказа о пытках, так и лежала в холодном поту до утра. Не будьте как я.

Люциуш Кшелевский — студент-медик из знатной венской семьи с польскими корнями. Вокруг — то самое «лето целого века», расцвет европейской науки и искусства, по которым вот-вот проедет катком Первая мировая война. Мать Люциуша позирует для портрета Густаву Климту («Вначале она была изображена на нем вместе с Люциушем, но потом ее так очаровал золотой узор на портрете Адели Блох-Бауэр, что Люциуша пришлось закрасить»), сам юноша с трепетом изучает рентгеновские снимки и навсегда запоминает встречу со своим кумиром Марией Склодовской-Кюри («Ей кажется, что их, поляков, связывают с радиацией патриотические чувства»).

В общем, ничто не предвещает, но сами знаете что все равно начинается, и недоучившийся медицине Люциуш оказывается в роли военного врача в богом забытом полевом госпитале в Галиции. А дальше — зима, холод, голод, вши, ранения, ампутации, смерти, еще смерти, хаос и нехватка лекарств. Одним словом, война.

Два компонента этого романа были для меня интереснее прочих. Первый — медицина начала XX века. Дэниел Мейсон — не только писатель, но и врач, поэтому все медицинские подробности выписаны с особой любовью. Люциуша манят загадки работы мозга (Мейсон психиатр), и ключевой болезнью романа становится ПТСР, которое тогда еще никак не называлось и не было известно врачам, хотя, конечно, существовало (не к месту вспоминается афоризм Раневской).

Второе интересное в «Зимнем солдате» — то, как на глазах менялась карта Европы после Первой мировой. Автор очень внимательно соблюдает все географические и топонимические детали, связанные с распадом Австро-Венгрии и образованием республик, все эти переименования городов («Я видела ваш билет. Вы в Лемберг… то есть во Львов»), удивительное многоязычие, когда в госпитале оказываются то венгры, то русины, то поляки (изумительная работа переводчиков Александры Борисенко и Виктора Сонькина здесь особенно видна). Невозможно не думать о том, что мир, который кажется нам привычным, на самом деле в таком виде существует совсем недавно и не так стабилен, как нам бы хотелось.

«Однако во многих отношениях тот мир, который встретил его наутро во вторник, после Перемирия, стал еще сложнее, чем был в понедельник вечером. Существовала практическая проблема поездов, все еще забитых возвращающимися домой солдатами. Внезапное появление границ там, где раньше была единая Империя. Необходимость путевых документов для выезда из новопровозглашенной «Немецкой Австрии», которая, в сущности, была пока что одним названием. Ко всему прочему добавлялась проблема политики. Когда отец сбросил со стола все армии, это был не более чем драматический жест. По-хорошему им следовало бы всем вместе сесть за этот стол, маленькими кисточками перекрасить австро-венгерские силы в восемь разных цветов и заставить их воевать друг с другом. Уже неделю назад Сербия атаковала Венгрию, Чехословакия атаковала Венгрию, а революционеры штурмовали Рейхстаг в Берлине. Ходили слухи, что граница между Польшей и Чехословакией не устраивает обе стороны; а Россия, конечно, все еще находилась в состоянии гражданской войны. И – что больше всего волновало Люциуша – в Галиции начались стычки между Польшей и Украиной».

И еще много всего: вечная проблема соответствия родительским ожиданиям, и харизматичные персонажи (острая на язык сестра Маргарета — one love), и политические игры аристократии, и уместная доля иронии, и мелодрама. Вот без мелодрамы я бы точно обошлась, хотя доля ее среди всех прочих компонентов невелика.

Я не знаю, многим ли захочется сейчас читать такой роман — ни утешительным, ни уютным его не назовешь. Но это хорошо продуманная и довольно увлекательная история, еще раз напоминающая очевидное: нет в войне ничего красивого и героического, одни беды и страдания, и сто лет назад так было, и двести, и ничего не поменялось с тех пор.