#ИсторияПодписчика Год. Пишу и сама себе не верю. Нашла в т | И мы улетели

#ИсторияПодписчика

Год. Пишу и сама себе не верю.

Нашла в телефоне заметки. В двух первых — много боли и мало надежды, а в третьей, как в кино, финал с хорошим концом. К сожалению, не для всех, а только для одной небольшой семьи: мы уехали.



Заметка первая (публикуется с сокращениями)

24 февраля… самый страшный не день, нет — месяц/год/период жизни.
Ему не видно конца.

Я узнала утром, прочитала в Телеграме, после того, как привычно приготовила завтрак ребёнку.

Проснулся муж, я ему сказала: «Началось», — сама не верила, что такое возможно. Может, я неправильно прочитала?

Слёзы текли сами, это не плач, это просто реакция тела. Мысли адски метались: отвозить дочку в школу и дать себе время разобраться? Не отвозить? Держать рядом? Собирать вещи? Бежать? Блять, что делать?

Отвезти принял решение муж. Они уехали.

Я смотрела «ДО///ДЬ», тогда он ещё был, плакала. Тихон, ведущий, мрачнел и старел на глазах. Меня тошнило от бездействия.

Написала в Инсту, как мне жаль, какой это ужас, горе, искренне веря, что сейчас все так думают, так чувствуют. Получила свою первую порцию «не нравится — вали!» от неглупых и достаточно близко знакомых людей. Как по морде получила. Больно очень.

В голове творился ад: будет призыв? Как уберечь мужа? Надо ехать? Куда? На что? На сколько? Скоро же закончится? Это же должно скоро закончится!

Углубилась в психологию, чтобы понять всех: кто в защите, нападении, безразличии. Так и не смогла понять, как люди, каждый год со слезами на глазах говорящие: «Лишь бы не было войны» — поддерживают войну… Много плакала.

Много разговаривала с ребёнком, объясняла, что у насилия нет оправдания. Утешала, что ее школьные друзья за… Потом услышала: «Значит, о собаке можно больше и не мечтать? Война же».

Было невыносимо больно. Дети должны мечтать!

Слегла.

Участвовала в созвонах, группах психологической поддержки. Паниковала. Просчитывала варианты и понимала, ехать нам некуда и не на что…

Прошёл месяц. Месяц? Непонятно, неосознаваемо: длинный, чёрный, страшный, бесконечный.

Круг общения стал минимальным. Звонок от мамы с фразой «в Авроре есть сахар» был таким отвратительным, мелочным и разделившим нас. Мы и до этого так себе понимали друг друга, а тут… сахар.



Заметка вторая

Лето 22-го: много думаю, почему мысли об эмиграции стали такими тяжелыми. Это странно. Я ведь последние года 3 подумывала об этом. И нихрена не делала…

Из отдалённой перспективы с желанными плюшками в виде моря, свободы, достатка эмиграция превратилась в неумолимо надвигающуюся катастрофу.

Гоняла все это в голове и поняла: я цепляюсь за родину, как за родителей когда-то. Я знаю, что она, как и они, не любит меня. Или любит только когда я полезна. Полезна ей, полезна им. Когда я соответствую. Когда я — деталь, часть, не целое.
Но я все равно на что-то надеюсь.

На что? Заслужить любовь, которая нужна мне? Заслужить внимание? Заслужить право быть собой?

Мне понадобилось много лет, чтобы осознать, что я никогда не заслужу этого от родителей. Это вообще не заслуживают. В любви это дарят, когда ее нет — берут. Берут ценой потери отношений, потери надежды.

Сейчас я так же цепляюсь за Россию. Даже зная, что это безнадёжно.

А ещё я впервые явно чувствую себя жертвой насилия: я все эти годы жила с абьюзером, он был вначале мил, а я глупа и невнимательна. Он потихоньку затыкал мне рот, диктовал, как жить, ограничивал в средствах, а я все на что-то надеялась и думала: «Терпимо». И сейчас он меня избил, сильно, больно и надо бежать, но некуда и не на что, потому что я не подготовилась, не поняла вовремя, кто рядом со мной… этот абьюзер — моя родина. И она будет бить меня ещё и ещё, пока я не убегу.

Продолжение