Мы будем строить много пещер, но не сегодня Откладывал на дес | Ваня Велин

Мы будем строить много пещер, но не сегодня

Откладывал на десерт, но иногда так хочется сладкого прямо сейчас.
«Меланхолия», привет.
Прошибает.
Психиатрически достоверный персонаж Кирстен Данст.
Шикарная наследственность у невротички получилась: чересчур артистичный отец, питающийся вниманием как воздухом, и холодная мать, которую от суицида спасает лишь собственная гордость — не хочется, чтобы кто-то плакал над гробом.
Я не фанат апокалиптического жанра, но здесь особый случай.

Начиная со второй главы впал в какое-то странное гипнотическое ожидание. Самое интересное — в возможность апокалипсиса я не верил до последнего и не испытывал эмпатию к персонажу Шарлотты Генсбур, не разделяя ее страха.
Страшнее для меня было гармоничное принятие смерти планеты Земля от Кирстен Данст.
«Земля — это зло. Не нужно по ней горевать. Никто не станет о ней сожалеть».
Эдакий манифест победы экзистенциализма устами невротички.
Камю, Сартр и Кафка застыли с улыбкой на устах в своих сырых могилах.
Люди с психическими заболеваниями зачастую легче переносят войны, бедствия и катастрофы: мы знаем много эпизодов Второй Мировой, когда нацисты подходили к психушкам, пациенты резко становились нормальными и лучше всех сохраняли рассудок и самообладание.
В «Меланхолии» мужественнее всего конец света встречают невротичка и маленький мальчик.
Не взрослый образованный и самодостаточный (казалось бы) мужик. Ему проще дознуться таблетосами в конюшне и пустить слюну.

У Триера в каждом фильме главный герой — женщина, зачастую способная выдержать гигантский диапазон человеческих страданий. Для режиссера женщина — холст, на котором вмещается больше оттенков, а мазки экспрессивнее — можно больше показать и рассказать.
Персонаж Кирстен Данст набирает дополнительный объем, когда зритель понимает, что девушка предвидела конец света (эпизод с бобами) и вообще, наделена неким мистическим знанием — может быть это гиперболизированная женская интуиция?
Воображение сразу же заводит игру в достраивание: вдруг она захотела сыграть свадьбу не с целью еще раз попробовать справиться с маниакально-депрессивным психозом? Может быть, девушка просто-напросто пожелала последний раз увидеть все близкие, но неинтересные картинки своей жизни, как коллекционер хочет взглянуть на уже нелюбимую коллекцию прежде чем продать ее или сжечь.
Но достаточно одного взгляда — беглого — чтобы убедиться в никчемности своего окружения. Девушка становится по-настоящему счастлива, когда апокалипсис совсем близок. Она раздевается догола, ложится на влажную ночную траву и ласкает взглядом звезды, с наслаждением осознавая, что планета-убийца «Меланхолия» уже совсем близко.

Мужчины в фильмах Ларса Фон Триера в большинстве своем — законченные слабаки, которые самоутверждаются за счет причинения физической и моральной боли слабому полу. Вот парадокс, да? Слабый пол, который во вселенной Триера на самом деле сильный. Вспомним грязных и мелочных мужичков из Догвилля. Расстрелять как собак.
В мужчинах режиссер ценит чистый интеллект и осознанность. Но даже самые умные и осознающие себя и окружающий мир мужчины разбивают свои головы о женщин.
Потому что женщина — зло, которое не виновато, что оно зло. Человечество не спрашивало женщин, хотят ли они, чтобы за их тела и души резали глотки и взрывали города.

Конец света по Триеру — это когда мужчина лежит замертво в стоге сена с вытекающей слюной изо рта, а женщина строит шалаш, берет за руки остатки семьи и смотрит на растущую ярко-голубую планету, которая совсем недавно казалась такой дружелюбной.