2021-06-09 13:52:03
начало У меня хватает друзей, но настоящая дружба, пожалуй, была только одна. У нас часто бывали политические разногласия, ему в целом не нравилось направление движа в нулевые, он до конца остался полностью верен идеалам конца девяностых. Только даже если мы совсем друг с другом не соглашались (особенно после моего разочарования в политике в целом и многих былых идеалах в частности), у нас всё равно оставалась та связь которую уже не возможно по сути разорвать. И я сейчас ощущаю, словно отрезали часть меня.
Мне безумно нравились его поздние альбомы. Он поймал в них жуткое настроение, в «Мёртвом Альбоме» и «Фоне» уже не было былой агитационной лихости, он заиграл мрачнейший пост-панк с уходом в околоиндустриальные темы. Помню как он был разочарован узнав что одну из идей для альбома уже в восьмидесятые реализовали «Current 93». Я же был потрясён тем, что он самостоятельно дошёл до этого звука. Говорю же, он был фантастически талантлив от природы, я никогда больше не встречал никого похожего.
Разумеется, эти альбомы были никому не нужны, все хотели агитации. Мне кажется, что ему стало хуже когда он перестал сливать свой внутренний мрак в музыку. Я даже уговаривал его сделать совместный проект, взять мои тюремные стихи и наложить на них шум, чем злее тем лучше. Я надеялся на то, что он даст выход злости и оставит ту зиму за собой. Пойдёт дальше. Только я совершил большую глупость, предложив в качестве названия проекта слово «Висельники», в качестве обыгрывания «Виселицы» и подхода к тюремному опыту как двенадцатому аркану, я люблю иногда перегружать всё символикой. Он справедливо раскритиковал эту идею как слишком мрачную, но я теперь с ужасом думаю, что забросив проект мы, в итоге, так и оставили этот архетип в нём, не проработали его.
Последние десять лет мы жили в разных странах, но постоянно связывались друг с другом. Я видел, как жизнь в пустеющем городе вгоняла его в депрессию и часто думал о том, как его оттуда вытащить. Он словно медленно тонул там, даже рождение ребёнка, совершенно прекрасной девочки, не изменило его. Он был прекрасным отцом, очень любил её, но за пределами их квартиры его жизнь становилась по настоящему безысходной. Иногда мы говорили часами с ним, особенно Алёна. Даже передавали его друг другу когда ему было особенно тяжело, просто что-бы не оставлять его одного. И сейчас я пишу и подсознательно жду того, что он нам опять напишет ночью, скажет что всех напугал и сделал глупость, заставив поверить в то, что теперь уже всё. И мы снова будем говорить с ним до утра. В данном случае — матом.
В пятницу вечером мы с Алёной вышли погулять и почему-то заговорили о нём. Хотя начиная с марта на него навалилось много плохого, он не звонил с начала недели и обычно это означало что всё с ним в порядке. Но нас всё равно беспокоило то, что он бросил пить антидепрессанты. В целом было какое-то смутное беспокойство, но мы подумали что все как всегда образуется. Его тогда уже нашли. У тех таблеток побочка при резком прекращении курса - суицидальные настроения. Если бы мы догадались ему позвонить, всё было бы иначе. Но он в первый раз, не позвонил сам. Всего один такой раз.
У меня до сих пор полное ошеломление. Мы пока собираем деньги, ищем психолога для ребёнка и выясняем про похороны (я решил не лететь, лучше переведу деньги его семье и сам приму участие через зум). Но я не могу полностью осознать, что это всё таки случилось. Что я, в итоге, не смог помочь тому кто был мне ближе родного брата и теперь вместо части меня - пустота.
До свидания, подельник. Мне будет тебя здесь очень не хватать. Но когда мы снова встретимся я точно дам тебе в морду и ты сам знаешь за что. Мы злы на тебя именно потому что мы тебя очень любим, и тут не будет прошедшего времени.
371 views10:52
А
