Любимым лекарством моей бабушки был Тройной одеколон. Молодым | Тренер Лосева

Любимым лекарством моей бабушки был Тройной одеколон. Молодым парфюмерам не понять. А бабушка распознала в нем панацею наверное с 60-хх или когда он там был создан советскими...кем?? Ну ей-богу не парфюмерами же?
В общем в силу тройного одеколона бабушка верила, как в самую что ни на есть доказательную медицину. Им натирали ушибленные места, делали компресс, при ангине его полагалось пить одну столовую ложку в подогретом виде. Я этим лечилась и не удивляйтесь теперь откуда эти сочные обертоны в моем голосе. Надёжно укрепленные тройным одеколоном связки не знают сносу.
В конце концов, после бани тройной одеколон украшал и удовлетворял взыскательный парфюмерный вкус моей бабушки. Женщины строгой, принципиальной, честной и спокойной.
От бабушки я выхватывала периодически... мгмх... воспитательных моментов.
В частности мы крайне разошлись в понимании справедливости, когда мне было лет 6. Я, к слову, настаивала, что тех, кто канючит надо бить, а бабушка, что их надо жалеть, а тех, кто бьёт слабых, того надо за ухо и на печку - подумать.
Не хочу сейчас о педагогике советских времен. Помню что на бабушку я в то лето обиделась люто. А мама мне говорила: она любит тебя, она с тобой и нянчится приезжала, к единственной...
Это соответствовало исторической правде, хотя вспоминать ее тоже было грустно.
Наверное мне было года полтора, когда случился тот новый год. Дело двигалось к празднованию, мама работала кажется включая 31. Елку она начала украшать по возвращении. Елочные игрушки хранились на антресолях входного шкафа. Мама приставила сколоченную батей табуретку, я вертелась рядом в волнительном предвкушении. Минута... и мама летит с табуретки рассекая худую ножку с тонкой кожей. Таз стремительно заполняемый кровью. Врачи в белых халатах. И я оцепеневшая от ужаса.
Это одно из самых ранних моих детских воспоминаний. Какая-то окутывающая вата, через которую я пытаюсь распознать реальность, а она ускользает от меня.
И первое что выплывает из белого шума моего оцепенения этот навязчивый запах от бабушкиной одежды, а потом прикосновение холодного латунного крестика.
"Господи помилуй, Святы Боже, Святы Крепкий, Святы Безсмертный помилуй мя". Не прекращая шепчет бабушка прикладывая к моему лбу, животу и плечам крестик. Осеняя и осеняя меня крестным знаменем. Прежде чем я наконец отреагирую и зареву...
Мама вернется из больницы и нарядит елку, мама всегда держала обещания.
Она поднесет меня к елке и ее нежный смолистый аромат прогонит мои страхи. И мы будем петь и праздновать...
Много позже елку мои дети научатся наряжать сами, доставая игрушки с самой нижней полки шкафа.