Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

- Мне тяжело. - Это нормально, в такой ситуации не бывает легк | Записки злого терапевта

- Мне тяжело.
- Это нормально, в такой ситуации не бывает легко.
- Я понимаю, что нормально, а делать-то что?
- Можно вот это и вот это, но, в основном, ждать, пока через полтора-два года не станет легче.

Здесь, конечно, хочется приписать панчлайн из бородатых анекдотов про психотерапию: “С вас пять тыщ рублей”.

Ладно, шутки шутками, но написать хочу о серьезном: массовой ошибке выжившего и отказа называть беду бедой.

Вчера прошла последняя встреча на курсе для релокантов, где я была одной из ведущих. Похожий диалог повторялся на каждом вебинаре - ожидаемо. Я верю, что уважение к сложности своего опыта - это важный эффект от терапии: система оценки меняется, а вместе с ней - ожидания от себя. Начинаешь соглашаться: да, строить отношения бывает нелегко, материнство - нелегко, бизнес - нелегко. Вообще быть взрослым человеком, который несет ответственность за свою жизнь, нелегко, и эту тяжесть уравновешивает только приходящее со взрослением расширение своих возможностей получать удовольствие и испытывать радость от жизни.

Но это все - про обычную жизнь без больших потрясений. А когда большое потрясение случается, мы попадаем в ловушку массовой ошибки выжившего.

Ошибка выжившего - это ложные выводы, которые получены в результате исследования, где учитывается очевидное, но игнорируется неизвестное. Возможно, вы знаете историю термина: во время Второй мировой военные инженеры пытались улучшить защиту авиации и предложили покрыть дополнительной броней крылья, так как на них было больше всего повреждений. Венгерский математик Абрахам Вальд настоял на том, что защитить нужно не крылья, а двигатель. У вернувшихся самолетов не было ни одного повреждения двигателя - именно это позволило им вернуться на базу, в отличие от тех, что потерпели крушение.

Когда с нами случается что-то большое и непредвиденное, разрушающее привычный уклад жизни, мы начинаем искать систему координат для оценки своего опыта: как мне к этому относится? у меня все более-менее или не очень? я чувствую себя плохо, но должно ли мне быть плохо? могу ли я себе разрешить признать, что со мной происходит что-то тяжелое? И встроенная оптика у многих из нас такая, что для сравнения мы выбираем тех, кому хуже. Кому-то родители в детстве на каждую попытку поделиться переживаниями говорили: “А о том, как мне тяжело, ты подумал?”. Кого-то учили насильственному альтруизму и такому же насильственному позитивному мышлению: в Африке, как известно, голодают дети, а у тебя все хорошо, не жалуйся. И вообще, поделись с мальчиком, не жадничай, у тебя, вон, две машинки, а у него - ни одной.

Это приводит к тому, что, когда с человеком случается беда, он не может распознать в ней беду. Если уж после смерти близкого человека поддержкой все еще зачастую считаются комментарии вроде “ой, ну уже сколько времени прошло, тебе бы переключиться на что-то хорошее”, то что говорить о менее очевидной беде? Смерть, но не человека, а питомца. Физическая травма. Вынужденная смена работы, города, страны.

Бедами нет смысла меряться. Боль нельзя сравнивать. Они принадлежат субъективному миру: беду делает бедой крушение смыслов, чувство выбитой из-под ног земли, глубинное переживание небезопасности и враждебности событий. Чтобы ее распознать, нужно научиться признавать свои переживания ценными, а психическую реальность - настоящей. Это невозможно без опыта поддержки со стороны, когда кто-то раз за разом тебе повторяет, словами и действиями: да, твои чувства реальны и если ты говоришь, что тебе плохо, я поверю тебе и не буду просить доказать это. О своей боли нужно говорить, чтобы в мире была разная репрезентация боли. Но чтобы говорить, нужно безопасное пространство. Или огромная смелость стать маяком, светящим для других в опасных водах.