Поговорили с Красильщиком. — Когда война началась, много гово | я просто текст

Поговорили с Красильщиком.

— Когда война началась, много говорили о том, что получилось, что все это время мы говорили о добре, просвещении и прочих вещах, противоречащих войне, сами с собой. Сейчас у меня иногда возникает чувство, что мы теперь говорим сами с собой о войне. И это такая психотерапия: вот я не сижу на жопе ровно, а говорю, рассказываю, что-то делаю. Это важно для меня, но есть ли в этом реальная прагматика? У тебя вообще была какая-то аудитория, которую пришлось переубеждать в чем-то?

— Говорят, что есть такие люди, я лично их не встречал. Мне Поливанов сказал, что кто-то кому-то переслал наш эфир и это сработало. Вначале для меня это было важно, но сейчас меня история про переубеждение уже не интересует.

Вот есть история про немцев, которым в 1945 году показывали концлагеря, и они охуевали. Наверное, немцы могли правда не знать. У них не было доступа к информации в таком объеме, который есть сейчас. Все эти рассказы про телевизор... Я понимаю, что есть пожилые люди, но извините, пожалуйста, война идет полтора месяца. Доступ к информации есть. И все это можно увидеть. И если ты считаешь, что это фальсификация невиданного масштаба, что страна бомбит сама себя, раскладывает трупы по улицам, то тут уж извините, enough is enough. На страшном суде зачтется.

Я не считаю, что сейчас нужно кого-то переубеждать. Если у меня есть какая-то большая цель помимо фиксации преступлений и борьбы с собственным стыдом, то она в том, чтобы показывать людям, какой ужас происходит, когда они ходят в кафе, просыпаются, засыпают. А дальше они делают выводы для себя сами. Мы не в XVIII веке, чтобы заниматься просвещением неграмотных.

https://holod.media/2022/04/14/krasilshchik/