О стране и мире

2021-10-25 10:43:00 Сергей Медведев, профессор Свободного Университета

«МИШЛЕН» И ПОГРОМ
Москва между зоной комфорта и зоной террора

В Москве, в Третьяковке на Крымском валу открылась выставка Юрия Пименова. Ее главный хит и плакатный символ — знаменитая «Новая Москва». День Первомая, прошел весенний дождь, и Театральная площадь, тогда еще площадь Свердлова, запружена праздничной толпой. Дом Союзов украшен флагами, за ним сизыми модернистскими грезами вздымаются новые здания Госплана и гостиницы «Москва». По улице едет не просто дорогой автомобиль (начальственный лимузин ЗИС-101), а настоящий кабриолет, за рулем которого блондинка в нарядном платье, — к ветровому стеклу кокетливо привязаны две гвоздики, красная и белая. От полотна веет молодостью, свежестью, надеждой. Год создания картины — страшный 1937-й.

Этот экзистенциальный диссонанс напомнил мне о событиях неделей ранее, когда в Москве, в один вечер в концертном зале «Зарядье» вручали звезды «Мишлен» девяти столичным ресторанам, а в паре километров оттуда, на Каретном Ряду два десятка штурмовиков в черных масках в сопровождении айнзатц-группы телеканала НТВ устроили погром в офисе «Международного мемориала». Буквальное соседство этих двух событий потрясло воображение многих: в соцсетях восторженные отклики ресторанных критиков перемежались военными сводками из «Мемориала», который оккупировала приехавшая полиция, заперев входные двери на наручники, а некоторые известные блогеры задавались риторическим вопросом: как такое возможно в одно время и в одном месте?

Эта шизофрения, раздвоенность сознания современного горожанина, мечущегося между нарастающим комфортом московской жизни и столь же неумолимо растущими репрессиями, продолжается уже второе десятилетие, по меньшей мере с 2011 года. Я вспоминаю эпоху митингов, когда они еще были частично разрешены: с утра можно было сходить на городское мероприятие, типа массового забега в Лужниках или на выставку собак из приютов, днем встретиться с друзьями на Пушкинской и пройти шествием по бульварам, если митинг был согласованный, или отважно прогуляться по Тверской, если нет, испытывая чувство гражданской решимости и отчаянного куража, глядя, как роботы в черных латах выхватывают из толпы одного за другим митингующих — и потом завернуть в грузинский ресторан и, разгоряченными, за парой бутылок саперави под хачапури и хинкали, обсудить подробности митинга и жестокость полиции. И то же самое все эти годы происходит в лентах Фейсбука, где репосты о пытках в колониях и призывы «свободу Юрию Дмитриеву» перемежаются отчетами о вернисажах и театральных премьерах.

На деле, конечно, никакого противоречия здесь нет: террор давно стал нормой, он вплетен в канву нашей комфортной повседневности, более того, он — ее условие, изнанка. Об этом Михаил Ямпольский писал пару лет назад в своей книге «Парк культуры. Культура и насилие в Москве сегодня» (Новое издательство, 2018), где он вскрывал коды символического и физического насилия, стоящего за «похорошением» Москвы, от разрушения исторической канвы города до создания особого московского стиля жизни (он называет его «парком культуры»), основанного на «тотальной эстетизации и деполитизации» (с.13). Подобно тому, как культурные достижения сталинской эпохи невозможно рассматривать в отрыве от политических репрессий (об этом писали и Борис Гройс в «Стиле Сталин», и Михаил Рыклин в «Террорологиках», и — последним — Евгений Добренко в своем фундаментальном труде «Поздний сталинизм»), нынешний путинско-собянинский «парк культуры» неотделим от дубинок ОМОНа и утренних обысков «эшников»: на пару с благоустройством репрессивные практики выгораживают комфортный концлагерь для городского класса, где предлагается потреблять на уровне лучших мировых образцов но не выходить за рамки автохтонной и архаичной политической системы.

Кстати, в том же 1937 году по инициативе Лаврентия Берии в Москве открылся знаменитый ресторан «Арагви» — большой террор пробуждает большой аппетит. Открыть/Комментировать

2021-10-23 11:02:00 Карин Клеман, научный сотрудник центра исследований России, Кавказа и Центральной Европы (CERCEC/EHESS) (Париж), автор книги “Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?»”

Мы с коллегами провели 237 глубинных интервью в 6 регионах и выяснили, что думают россияне о своей стране и жизни в ней. Мы планировали изучать патриотизм, а в итоге выявили большое социальное недовольство. При этом в интервью люди демонстрируют наличие социального самосознания и четко фиксируют основные структурные проблемы общества. Когда в 1990-х годах я изучала рабочих и ездила по заводам, подобных слов я не слышала: вообще никакого классового сознания, чувства своего места в социуме, у людей не было. Теперь же мы обнаружили связь между патриотическим дискурсом и развитием социального сознания и социальной критики.

Мы выбрали для России особенный подход к изучению патриотизма, как в английском nationalism: теплое отношение к нации в смысле родины, страны или малой родины. Сущность нашего подхода в том, что мы изучаем скорее чувства, которые вызывает нация и страна, и пытаемся понять, существует ли в общественном сознании большое воображаемое сообщество, на что оно похоже, соответствует ли этот повседневный патриотизм тому, что пропагандирует государство?

Исходя из разных проявлений, мы составили свою оригинальную типологию российского патриотизма:
1. Государственный национализм. Люди поддерживают государственную пропаганду и нуждаются в идентификации с большой “мы-нация”, или с великой страной.
2. Негосударственный национализм. Отвергая государственную пропаганду, люди соотносят себя только с частью нации, которая видится им как расколотая. При этом фиксируется 2 типа раскола: социальный (между богатыми и бедными) и моральный (между “хорошими” и “плохими”). Таким образом, есть народный (социальный) и элитарный тип негосударственного национализма.
3. Отстраненный патриотизм. Люди, для которых нация или большое сообщество не имеют значения в повседневной жизни.
4. Локальный патриотизм. Основную роль в самоидентификации и патриотическом чувстувстве играет приверженность к малой родине.
5. “Не-патриотизм”. Привязанность к нации отсутствует, люди думают о том, как уехать из России.

При этом интересно, что принадлежность человека к тому или иному типу патриотизма не коррелирует с уровнем поддержки президента Путина.

Обнаружили ли исследователи в обществе связь патриотического чувства с политическими взглядами: левыми, националистическими или даже фашистскими? Об этом и о многом другом вы можете узнать, посмотрев полную версию дискуссии на канале Сахаровского центра. Открыть/Комментировать

2021-10-22 10:37:00 Ольга Романова, глава фонда «Русь сидящая»

Ковидные разговоры

Я очень соскучилась по друзьям из России, которых не видела столько, сколько длится пандемия. Я живу в Берлине, сюда могут летать только привитые западными вакцинами. «Спутник» непризнанная вакцина, но тоже хорошая.

Но почему ж такая смертность в России? И каждый день начинается с новостей, с одних и тех же слов: новый максимум.

В России уже больше восьми миллионов человек с начала пандемии заболели короной. Россия вышла на третье место в мире по избыточной смертности на сто тысяч жителей — после Перу и Болгарии. Число избыточной смертности в России уже почти восемьсот тысяч с начала эпидемии. А на днях Россия уверенно взяла первое место в мире по смертности от ковида.

Это данные на середину октября. Открываем другие новости, читаем:

«В Подмосковье за подделку сертификатов о вакцинации от ковида арестованы два медика и шесть посредников, их услугами воспользовались не менее шестидесяти человек». Но скорее более.

Вряд ли их посадят, там будут условные сроки — они ж не на митинг ходили. А если посадят, так ничего страшного. В тюрьмах России ковида нет вообще — это следует из отчетов ФСИН. Ни пыток, ни ковида: не место, а рай. Вот где комфортно пережить пандемию.

Еще, судя по всему, хорошо в ресторанах, особенно дорогих. Меня совершенно заворожила церемония вручения мишленовских звезд в Москве. Ну, то, что дорого-богато, неудивительно. Я не могла оторвать глаз и от сцены, и от публики в зале. Ни одного человека в маске! А плотность — как в банке толстолобиков.

И лично мэр тоже по-простому, без опостылевшего намордника.

В Европах такой демократии, с позволения сказать, давно не видели. Мы в театры и концерты ходим строго в масках, не говоря уж про транспорт и магазины, и если вдруг маска сползает с носа, тебе на это строго укажут.

Ну так нам и похвастать нечем в этом смысле, никаких таких рекордов. И привито больше половины, и тяжёлых случаев, в отличие от России, кот наплакал. Вся Европа в намордниках, смотрим на беззаботных и без масочных людей в России с благоговением. Вот же отчаянные, ничего ж не боятся, ни самим заболеть, ни других заразить. Гвозди бы делать из этих людей. (Если вдруг грянет мировой гвоздевой дефицит).

Такое ощущение, что российские власти, провозгласившие года полтора назад полную победу над вирусом, по-прежнему верят в это. Не знаю, смущает ли их провал вакцинирования, а также некоторые дополнительные вопросы:

— Чем прививался Путин?

— Зачем засекречивали этапы исследования «Спутника»?

— Зачем рассказывали ужасы про западные вакцины?

— Почему так поздно объявили вот это вот — каникулы, дополнительные оплачиваемые отпуска, слово «локдаун» почему-то не используется. Локдаун теперь как Навальный? Если не называть, так его и нет?

Ну и, конечно, задушевный рассказ Владимира Путина о его близких. Вот, говорит, я с близкими людьми разговаривал про вакцинацию. С близкими. С самыми близкими.

Кто ж это — самый близкий.

Однокурсники. Полезла в список однокурсников Владимира Путина.

Бастрыкин Александр, глава СК.

Всё остальное помельче — менты, ФСБ не первого ряда, влиятельные адвокаты, судьи, и разная высокая канцелярия.

Остаётся только Бастрыкин.

Сидит, значит, Путин вечерами с Бастрыкиным — самым близким, и говорит ему:

— А что ты, Александр Иванович, не прививаешься? Смотри, будет тебе за это уголовная ответственность!

И берёт Александр Иванович свою знаменитую боевую лупу, и идёт с удвоенной энергией искать врагов режима и оправдателей нацизма.

Говорят, в метро теперь в России будут пускают по системе распознавания лиц.

Мало того, что это очень важная новость о полной победе Большого брата над правами человека. Так это еще и полная победа над масками. Как будто бы Большой брат говорит нам: Все умрут — а я останусь. Открыть/Комментировать

2021-10-20 14:26:19 Зоя Светова, журналист

Месседж для элиты

Об энергетической компании «Интер РАО» я впервые услышала, когда прочла о деле топ-менеджера «Интер РАО» Карины Цуркан. Ее обвинили в шпионаже в пользу Молдовы, три года продержали в лефортовской тюрьме, и в прошлом декабре судья, специализирующийся на делах о шпионаже, приговорил ее к 15 годам колонии. Такие сроки обычно дают за жесточайшие убийства. На днях стало известно, что Карину этапировали в алтайскую колонию, хотя по закону она должна была отбывать наказание рядом с домом.

Я много лет пишу о судебных делах, в том числе, о госизмене и шпионаже. Очень люблю смотреть фильмы и читать книги о настоящих шпионах. Когда я восемь лет посещала столичные СИЗО, как член ОНК Москвы, я часто бывала в СИЗО «Лефортово» и видела многих «шпионов» и «госизменников». Во время Крыма это были украинцы, до Крыма и после — ученые, предприниматели, представители силовых органов и Минобороны. Был даже один бывший сотрудник РПЦ. Все секретно, адвокаты дают подписку о неразглашении, узнать что-либо наверняка о сути дела крайне трудно. Но все-таки общаясь с обвиняемыми, их родными и адвокатами, начинаешь понимать, когда госизменник — мнимый, и доказательств его вины, скорее всего, нет. Дело Цуркан резко выделяется из всей череды этих шпиономанских дел. Об этом много говорил ее адвокат Иван Павлов и вслед за ним адвокат Анна Ставицкая, которая теперь защищает Цуркан. Они уверены, что все три доказательства вины их подзащитной в шпионаже сфальсифицированы.

Анкета шпионки, составленная на скорую руку: дата составления — 2004 год, а фотография на анкете взята из биометрического паспорта, выданного Цуркан в 2008-м. В качестве места работы указана фирма, зарегистрированная в 2007 году. Всех этих неточностей было бы достаточно добросовестному суду, чтобы признать это доказательство недопустимым. Но, как говорят адвокаты, судья положил его в основу приговора. Что же касается тех «шпионских» донесений, которые якобы передала спецслужбам Молдовы Цуркан — это цитаты трех секретных писем Министерства энергетики. Сама Цуркан и свидетели на суде говорили, что она не имела допуска к гостайне и никогда не читала эти письма. И третье доказательство — свидетельство секретного свидетеля, который сообщил суду, что Цуркан шпионка, но отказался рассказать, откуда у него такие сведения. И это опять нарушение закона: свидетель просто обязан сообщать, откуда у него те знания, которые он доносит до суда.

Самое удивительное, что никто из вполне осведомленных в российской политике людей не понимает и не знает, кто является бенефициаром этой абсурдной и чудовищной истории. Ведь 15 лет колонии за ненасильственное преступление для женщины — топ-менеджера госкорпорации — это, и правда, дичь какая-то.

В каждом подобном неоднозначном деле всегда есть заказчик. Есть один или несколько интерессантов. Догадки адвокатов и самой Цуркан: неприязнь кого-то из сотрудников, рейдерский захват крупной должности, наличие настоящего шпиона в госкорпорации, но «перевод стрелок» на нее. Все это никак не объясняет ту последовательную мстительность, которая сопровождает эту историю — огромный срок и этапирование в дальний регион.

Остается только предполагать, что обкатывается шпионская статья для представителей элиты.

Ведь «шпион» такого уровня, да еще с российским гражданством, впервые попал в «сети» ФСБ. Открыть/Комментировать

2021-10-15 14:55:14 Владимир Гельман, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге и университета Хельсинки

Авторитарная Россия
Из онлайн-дискуссии 13 октября

Спустя 30 лет после распада Советского Союза, Россия — это страна победившего авторитаризма. Кажется, что такой результат противоречит почти всему, что мы знаем из учебников политологии: страны с высоким уровнем душевого валового продукта, с высоким показателем человеческого потенциала являются скорее демократиями, чем автократиями; относительно культурно гомогенные страны также в большей степени склонны быть демократиями. Но Россия, вполне удовлетворяющая этим условиям, двигалась в направлении, противоположном демократизации. Что же именно пошло не так?

Существуют два популярных объяснения, которые широко распространены как в публицистике, так и в научных текстах:

— первая теория — персоналистская: во всем виноват Путин. Однако, объяснять все события, подталкивающие Россию к авторитаризму, действиями одного человека, было бы неправильным. Более того, по многим своим подходам Путин не слишком отличается от различных мировых политических лидеров, и проблема здесь, очевидно, не только в персоналиях.

— вторая точка зрения: во всем виновата Россия. Здесь существует целая совокупность теорий, начиная от тех, что видят корни российского авторитаризма в правлении Ивана Грозного, и заканчивая дискуссиями о советском человеке, а также учитывающие географические, климатические и прочие детерминизмы. Однако эта точка зрения противоречит тому, что мы знаем из сравнительных исследований: они говорят, что по множеству параметров Россия не уникальна, несмотря на определенное количество своих особенностей.

Проблема, на мой взгляд, лежит в эпистемологической плоскости: когда Россия рассматривается как отклоняющийся случай, а тенденции демократизации — как превалирующие на мировой арене. На мой взгляд, все обстоит совершенно противоположным образом: это авторитаризм является естественным исходом политического процесса, а демократия не возникает сама собой.

Согласны ли с Владимиром Гельманом его оппоненты? Смотрите в полной версии дискуссии на канале Сахаровского центра. Открыть/Комментировать

2021-10-14 11:02:00 Сергей Лукашевский, директор «Сахаровского центра»

Мина государственной поддержки

Быть НКО-иностранным агентом неприятно и небезопасно. Забыл поставить метку — штраф, не сдал вовремя отчетность — тоже штраф. Партнера могут признать нежелательной организацией — сиди вычищай все ссылки на ваше сотрудничество. Забудешь — новый административный приговор. А там и до уголовного дела может дойти.

Но есть, как говорится, и хорошая сторона. У вас точно не будет государственных денег. А государственные деньги в нашей стране сегодня токсичны.

После ареста ректора Шанинки Сергея Зуева следует окончательно признать: любой контракт или грант, источником финансирования которого является государство, может стать причиной уголовного преследования.

Некоммерческое финансирование в этом отношении ничем не отличается от коммерческой деятельности, которую ловкие руки следователей уже давно с легкостью «переупаковывают» в уголовное преступление.

В 2014 году Сахаровский центр получил государственный грант. На просветительскую программу о правах человека. Выполнили все, что обещали, отчитались. Отчет приняли. Через пару месяцев мне написал один из наших экспертов. Он разрабатывал для нас концепцию образовательной онлайн-платформы. Его вызвал «на беседу» следователь МВД. Затем пришла «официальная» проверка Прокуратуры, а за ней и Рособрнадзора. То есть, наши отчеты и договоры прямиком из фонда-оператора президентских грантов ушли в правоохранительные органы, где их стали изучать под лупой. Общее ощущение от общения с «проверяющими» — искали, за что зацепиться. К счастью, не нашли…

Но вывод я для себя сделал: обходить госфинансирование на пушечный выстрел. Впрочем, мне было просто. Внесение Сахаровского центра в список «иностранных агентов» устранило дилемму. Но ужасно жаль тех, кто сегодня становится жертвой попытки работать в России так, будто это нормальное государство с нормальными законами и нормальными следователями. И не важно, какие мотивы становятся причиной несправедливого преследования — политика, подковерная борьба или карьерные амбиции силовиков.

Российское государство стремится быть единственным источником благ, в обмен на контроль и лояльность. Такой обмен сам по себе сомнителен и опасен. Но государственная поддержка оказывается миной, способной взорваться в руках в любой момент. Какая-нибудь контора с громким или не очень названием напишет экспертизу и обычная процедура «заявка-проект-отчет» превратится в мошенничество по предварительному сговору.

Не стоит этому удивляться. Авторитаризм приносит с собой не только несвободу, но и возрастание рисков. Не решусь советовать, какой способ существования выбирать в таких условиях, но стоит отдавать себе отчет в том, что безопасных путей не остается.

А Сергею Зуеву и шанинцам хочу пожелать сил и стойкости в этом тяжком и незаслуженном испытании. Открыть/Комментировать

2021-10-11 11:07:00 Сергей Медведев, профессор Свободного Университета

Нобель, «Новая» и тень Навального

Как говорил Черчилль, если хотите перессорить русских, дайте им Нобелевскую премию.

И в самом деле, всякий раз присуждение Нобеля по литературе или Премии мира — будь то Пастернак или Солженицын, Сахаров или Горбачев — вызывало в нашем отечестве не столько гордость, сколько раскол, скандал и обвинения Запада в ангажированности. И это говорит не столько о литературных или политических пристрастиях Запада, сколько о родовых болезнях российского общества: недоверии, склонности к конспирологии и неспособности к гражданской солидарности.

На сей раз общество расколола Нобелевская Премия мира Дмитрию Муратову — ее, похоже, не ожидал никто, включая самого лауреата, и для части общества, второй год напряженно ожидавшего премии герою оппозиции Алексею Навальному, это стало холодным душем. Разочарование обернулось градом несправедливых упреков в адрес «Новой газеты», которую обвиняли в коллаборационизме и лоялизме, в адрес Запада, который клеймили за «шредеризацию» и потакание Кремлю, и даже выдвинута была теория заговора, согласно которой произошла «сдача» Навального в обмен на снижение «Газпромом» рекордных цен на газ. Разразилась война в соцсетях, со взаимными оскорблениями, френдоцидом и банами в лучших традициях российского сетевого скандала.

И все это — вместо, казалось бы, законной гордости за то, что премию получило самое стойкое оппозиционное СМИ, причем в 15-ю годовщину убийства Анны Политковской, одного из шести убитых журналистов газеты; что отмечена газета, поднимавшая самые опасные в современной России темы — коррупция, полицейское насилие, Чечня, войны России за рубежом. Однако в условиях полного разгрома оппозиции и общественной фрустрации эта заслуженная премия стала заложником политического антагонизма.

Два урока можно вынести из этой премии. Первый — что ее дают не личностям, а явлениям, за которыми стоят значимые для всего мира проблемы: в данном случае, это свобода слова и стоящая за нее бесстрашная классическая «бумажная» журналистика. Как заметил Демьян Кудрявцев, оппозиционные политики получают Нобелевскую премию, лишь придя к власти и сохранив гражданский мир: ни Мандела, ни Арафат не получали ее, будучи борцами, но лишь через долгий путь национального примирения — и лишь на пару со своими оппонентами Де Клерком, Рабином и Пересом.

Второй урок — «заграница нам не поможет», Запад (в той мере, в которой его представляет Нобелевский комитет) не может и не будет помогать в политической борьбе российской оппозиции. На 22-м году путинского правления Россия окончательно переведена в список авторитарных диктатур, каким в мире несть числа, и Запад переходит от политики активного вмешательства (каким было бы вручение премии) к политике принятия, адаптации и ограничения ущерба.

Эта новость, казалось бы, должна радовать Кремль — днем 7 октября, наверное, многие там облегченно выдохнули: удалось избежать пиар-катастрофы, вручения Навальному Премии мира (и бонусом перессорить российскую либеральную тусовку, противопоставив политика «Новой газете»). Но эта радость эфемерна, как вымышлена оппозиция Навальный или «Новая» — на самом деле оба они работают на одно и то же дело, расшатывая режим, разоблачая его преступления и умножая число его противников. И все равно, за премией «Новой газете» (абсолютно заслуженной самой по себе) незримо встает тень Алексея Навального, которая будет преследовать Кремль до самого финала этой трагедии.

А о русском Нобеле Черчилль, конечно, никогда не говорил, как, впрочем не произносил и массы других приписываемых ему цитат — что, впрочем, не умаляет правоты всего им несказанного. Открыть/Комментировать

2021-10-09 11:07:00 Андрей Колесников, руководитель программы «Внутренняя политика» Московского центра Карнеги

Путину — 69. Песнь песней о главном

Путину Владимиру Владимировичу 69 лет. Если перевернуть эти цифры, получится 96. Это как в анекдоте: «Я решил жить вечно. — И что? — Пока получается».

В 69 лет Борис Ельцин уже передал власть Владимиру Путину. Борис Николаевич тогда казался глубоким стариком. А Путин в его годы совершает романтические поездки по живописным сибирским окрестностям со своим министром обороны.

В 69 лет Леонид Брежнев после тяжелого сердечно-сосудистого заболевания превратился в немощного старца. Путин же играет в хоккей.

Когда Никите Хрущеву было 69 лет, в его окружении уже начинал зреть заговор. Спустя некоторое время он отправится в ссылку в Петрово-Дальнее. В окружении Путина заговор невозможен — нет даже института для его реализации. Никакого Пленума ЦК не существует.

Когда Сталину было 69 лет, начался один из самых темных периодов истории нашего отечества — сопоставимый с эпохой Большого террора и приперченный борьбой с космополитами. А вот это уже, кажется, ближе к нашей эре «обнуления». Не с таким размахом репрессий, понятно дело. Но с ужесточением, абсурдизацией и архаизацией политического режима.

За 21 год правления Путин построил в России полноценный авторитарный персоналистский режим с госкапитализмом в экономике и патерналистски настроенным, зависящим от государства населением. Однако в последнее время народ-иждивенец во все большей степени становится недовольным патроном-кормильцем. Причем государство само в этом виновато — оно много лет рассказывало о том, какой хороший Советский Союз и эффективный товарищ Сталин. И народ-иждивенец поверил: массово проголосовал за КПРФ.

Сталин перестал быть союзником Путина. Он превратился в его конкурента.

Еще одна проблема. Есть такая книга Эрнста Канторовича «Два тела короля». У государя две ипостаси — физическая и символическая. Физическая может исчезнуть — например, королю отрубили голову. Но — «Король умер, да здравствует король!» — символическое тело живет и побеждает в другом физлице. И государь остается в лучшем случае с фондом собственного имени. Стоит правителю дать слабину, как его вещи уже выносят с казенной дачи, служебный автомобиль не приезжает утром, любимая сестра-хозяйка перестает узнавать.

«Богат ли Путин?» — спросил журналист Гордон олигарха Пугачева. Это не про Путина с телом короля: как заметил Пугачев, все деньги в РФ — Путина. Но только пока он король, в котором совпадают физическое и символическое тела. Так устроена страна: власть — это собственность, собственность — это власть. Но что не выведено в личное пользование — потом пропадет. Так Гораций завещал подаренную ему Меценатом виллу своему новому патрону Августу, понимая, что стоит исчезнуть физическому телу поэта, его «дачу» все равно конфискуют.

Государство Путина будет конфисковано. Для его ближнего круга все золото партии и правительства превратится в черепки. Все деньги РФ, как переходящее красное знамя, окажутся в казенном пользовании других людей. Только вот кому достанется это государство, в каком виде и когда — это открытый вопрос. Открыть/Комментировать

2021-10-08 13:16:45 Ольга Романова, глава фонда «Русь Сидящая»

Пойдем, поговорить нужно. Правозащитный проект Gulagu.net получил более 40ГБ видеозаписей с пытками в учреждениях ФСИН

— Пойдём, поговорить нужно.

Вы напрягаетесь, но идёте. Другого выхода у вас нет. Вы не можете позвать на помощь — некого. Вы не можете не идти — выволокут силой. Можно только молиться всем богам, но вы знаете, что в тюрьме это не помогает. Скорее всего, вы попали сюда из-за наркотиков — по подставе, или вы потребитель, или закладки делали от бедности и безысходности: именно так в тюрьму попадает примерно треть ее нынешних обитателей. А может быть, вы предприниматель, крупный или мелкий, и сели из-за разборок кураторов. Или вы написали что-то не то в интернете, или репостнули то, что потом признали экстремизмом. А то и на митинг вышли. Или вы действительно совершили преступление: ограбили тысяч на пятнадцать микрофинансовую организацию, потому что у вас работы нет, зато есть жена, четверо детей и родители-инвалиды, и это тоже обычный случай.

Вели вы себя в тюряжке нормально, ни с кем не конфликтовали. Впрочем, было разок, когда вы из посылки отказались в общак колбасу сдавать. Или вас просто проиграли в карты другие заключённые, так тоже бывает, но вы еще об этом не знаете. Но скорее всего, вы написали жалобу — в прокуратуру или правозащитникам, мол, зубы болят, или почки, а ни врачей, ни лекарств. Или кормят вас тухлятиной. Или — что чаще всего — вас заставляют работать по 12 часов в день, при этом вы никак не оформлены, и получаете за этот труд — ну, тысячу в месяц.

Скорее всего, вас ведут в общую душевую. Там довольно просторно, и кафельный пол, который вы не забудете уже никогда.

— Ну что, мил-человек, знаешь грех за собой?

Неважно, что вы ответите. Вас будут бить, но не сильно. У них другая цель.

Ах да, у кого это «у них»? У сотрудников пенитенциарного учреждения.

Они будут действовать через заключенных, которые уже завязаны-перезавязаны на оперов ФСИН. Заключенные работают на них не за совесть, а за страх. Сейчас вы тоже узнаете, что такое страх. То, что будет с вами происходить дальше — всем этим будут руководить сотрудники. А исполнять другие заключенные. Скоро вы тоже окажетесь среди них. И да — всё будет фиксировать видеорегистратор. Даже несколько — у каждого сотрудника на лацкане висит, а здесь их двое, или четверо.

Немного побив, вас макнут головой в унитаз. Потом распнут на полу и изнасилуют черенком от швабры. Вы будете кричать и просить не делать этого. Возможно, в конце на вас помочатся. Потом бросят здесь на полу, обессиленного и опозоренного.

Зачем?

А затем, чтобы знали, как жаловаться. Больше не будете.

Чтобы сотрудничали и помогали наводить порядок: следили за тем, чтобы другие не жаловались, и стучали бы товарищу оперу.

Чтобы при виде любых проверяющих хвалили бы начальство, порядки, питание и медицину. А иначе запись с вашим изнасилованием попадёт случайно в интернет. Ну и к тому же его всегда можно повторить.

И кому вы об этом расскажете?

Да и кто вам, зеку опущенному, поверит?

Освободитесь и добьётесь проверки? Ну-ну. Проверка — это свои же люди, никто не хочет скандалов и выноса сора из избы. Или ничего не найдут, или — ну, в худшем случае, если вдруг проверка не дружественная — о ней станет известно дня за два, успеют всё подчистить, никаких следов никто не найдёт. Технический сбой! Вон и у Фейсбука бывает, а тут тюрьма.

А вам, кстати, боком выйдет. Как это уже было и есть в Иркутске и в Ангарске, где после массовых изнасилований и унижений всем жалобщикам просто добавили срок за ложный донос.

А может, это было в Оренбурге или Нижнем Новгороде, где Комитет против пыток добился осуждения парочки служивых. А может, в Ярославле или Рыбинске, в Белгороде или Владивостоке, в Прикамье или в Псковской области. Широка страна моя родная, есть, где сидеть. Открыть/Комментировать

2021-10-06 11:07:00 Александр Морозов, российский политолог, научный сотрудник Карлова университета, Прага

Сокрытое

Я замечаю за собой, что всякий раз, собираясь написать в Фейсбуке ранее привычный для меня текст, привлекающий внимание к успехам друга, или текст о событии какой-то организации, я останавливаюсь, чтобы взвесить: а не повредит ли такое привлечение внимания. Я — не иностранный агент. Но я живу и работаю за границей. Мой блог в Фейсбуке известен, его читают. В 2021 году атмосфера изменилась. И возникает неясность: как теперь писать?

На поэтическим фестивале я услышал стихотворение, посвященное Навальному. Очень хорошее стихотворение. Но я решил не писать об этом. Потому что поэт — мой друг, он живет «на два дома», часто пересекает границу, путешествует. Зачем ему сложности? Или вот: в Ельцин-центре выступает друг. Не буду писать — потому что и без того есть давление на Ельцин-центр, и моя похвала может навредить ему. Недавно известный теоретический социолог опубликовал яркий текст, написанный эзоповым языком. Прежде я такие тексты пересказывал своему читателю «языком улицы», это все любили. Но сейчас я воздержался. Потому что там, где профессор преподает, и так хватает проблем с делами против оппозиционных студентов. На днях я поймал себя на том, что размышляю, можно ли поставить пост о новой книге, выпущенной моим другом, известным издателем. Вот я его хвалю, пишу какой он умный и деятельный, а «с той стороны» читают и делают выводы.

Я продолжаю писать. Но теперь уже «с заминкой». Если раньше я просто выражал радость от какого-то культурного события в России, то теперь у меня возник порожек, ступенечка, через которую я каждый раз перешагиваю.

Из-за этого я стал вспоминать прошлые времена. Я их застал. Был твердый критерий: передал рукопись на Запад или дал интервью радио «Свобода», и ты переходишь в другой разряд. Если продолжаешь писать — и даже где-то выступать в маленьких аудиториях, — но не сделал «рокового шага», то «дают жить», хотя бы где-то работать.

С этой дилеммой сейчас сталкиваются все европейские гражданские организации, которые три десятилетия работали в партнерстве с российскими НКО. Замечательным европейцам, которые не хотят навредить, тоже приходится задумываться: а надо ли вообще упоминать партнерство. Не только сегодняшнее, но и прошлое.

Мы теперь во многих случаях не ставим фотографий с конференций или научных школ. Сами. А часто об этом прямо просят организаторы. Еще вчера такие фотографии были общей радостью, а сегодня — это тревога. Может получиться, что год назад человек участвовал в семинаре по эстетике Платона, а сегодня это станет криминалом.

Все чаще мне рассказывают: региональные УФСБ рекомендуют местным организаторам отказаться от любого приезжего немца в качестве партнера, неважно, идет ли речь о фестивале урбанистики или о конкурсе «социального предпринимательства». Десять лет назад на открытии таких фестивалей этим же немцам с благодарностью пожимали руки вице-губернаторы.

Да, вода всегда пробивает новое русло. Теперь мы не можем так свободно писать в ЖЖ или Фейсбуке, и вода течет в анонимные телеграм-каналы. Там можно!

Но ведь мы видим: даже они (и три-четыре институциональных медиа, в которых сохраняется свобода высказывания) уже не могут рассчитывать на свободный отклик. Значительная часть аудитории читает их примерно так же, как в советское время «вражеские голоса»: не привлекая к себе внимания, «не ставя лайка». Аудитория понимает, что за ней «следят».

Эта новая культурная ситуация формируется очень быстро. Мы еще пока позволяем себе без оглядки поздравить старого друга с днем рождения в комментах, но это — пока. Скоро придется взвешивать: а надо ли вообще публично обозначать свою симпатию. Не лучше ли выразить это приватно и через Вотсап. Что будет с этим еще через два-три года? Открыть/Комментировать