В The New Yorker вышла статья о травме - «The case against th | Генератор Историй

В The New Yorker вышла статья о травме - «The case against the Trauma Plot». Я согласна почти с каждым ее тезисом. На мой взгляд, сам факт появления такой статьи в англоязычном пространстве – уже событие. Она анализирует травму, без которой сейчас редко обходятся кино, литература, соцсети, модные разговоры. Сейчас все травмированы. Всех научили оглядываться назад и искать причины своих неудач в прошлом – кто и чем вас когда-то обидел. Травма (это я почти цитирую автора) становится таким знаком мужества, меткой, позволяющей войти в круг избранных. И, если вы – начинающий писатель, то вы можете сразу зайти в популярность, обнажив свою травму – анорексию, домогательство, расизм, дискриминацию. Все, что угодно.

Автор говорит, что причины такого засилья травмы вполне понятны – в Америке много людей с диагнозом - посттравматический синдром. Но если прежде травма определялась как «событие, выходящее за рамки человеческого опыта», то сейчас это определение расширилось, а границы его едва ощутимы. Сейчас травма – это «все, что тело воспринимает как слишком быстрое, раннее, чрезмерное». То есть в такие границы может попасть вообще все – и солдат в посттравматическом расстройстве от того, что убивал, и журналист, который об этом рассказал, и мемуарист, который записал истории обоих. И вот вопрос – «Мы стали более сострадательными или начали все воспринимать как травму?». Тут автор и задается вопросом – а не стала ли травма знаком отличия, пропуском в лучшую жизнь?

В сюжетах о любви мы смотрим в будущее – нам любопытно, что же будет дальше, поженятся или не поженятся. В сюжетах о травме читатель или зритель смотрит в прошлое – «А что там с ней произошло, что она стала такой?». Читателю как будто заранее отдают ключи ко всему – он с самого начала понимает, что сейчас его отведут в маленькую кровавую комнату, и там он найдет все сюжетные и характерные объяснения. Ключи-то ему даны, но читателю уже не так интересно – герой заведомо объяснен через травму. Герой низведен до симптома. Мы знаем, куда зайдет сюжет. Читателя и зрителя лишают удовольствия домысливать вместе с автором.

Автор статьи напоминает: Джейн Остин как-то обходилась без внезапных озарений из прошлого. Шекспир убирал мотивы героев, которые присутствовали в его черновиках, чтобы не лишать читателя удовольствия вообразить. Травма отняла у нас такое удовольствие. Более того, обещанная кровавая комната часто выглядит как номер в занюханном мотеле. И вдобавок человечество приучается смотреть в прошлое, а не вперед.

Автор, конечно, делает оговорку, что травму умалять нельзя, но тут же приводит выражение, ставшее в Америке популярным: «Ставить под сомнение роль травмы - ничто иное, как отказ от движения в сторону социальной справедливости». И еще говорит о том, что в научных кругах травматическая память не нашла серьезных подтверждений. Но такие разговоры немедленно пресекаются. Ведь травма – это новая идентичность. Ну, вы теперь понимаете, почему я говорю, что сам факт появления такой статьи – уже событие.
Я целиком и полностью согласна с тем, что, объясняя героя только через травму, мы всерьез обедняем его. Обедняем человека в принципе, не даем ему двигаться вперед.

Я, впрочем, тоже наличия травматического синдрома не отрицаю, но думаю, что хватит делать из этого литературу и кинематограф. Но проблема в том, что в Америке это все уже поняли, а у нас только начинают топтаться на травме.

Еще одна статья на ту же тему вышла в Harper’s, и говорят, она более жесткая. Но я ее пока не читала