Дракон проснулся Семён Алексеич любил пробудиться с утра, утве | С пролетарским приветом

Дракон проснулся
Семён Алексеич любил пробудиться с утра, утвердиться посреди комнаты в семейных трусах "Дореми" и белой майке неопознанной фирмы, и делать зарядку, звонко напевая: "Солнце встаёт над рекой Хуанхэ!" Допев, он шёл в ванную и умывался, отчаянно фыркая. Мылся Семён Алексеич впечатляюще. Как Леонов в "Полосатом рейсе". С обилием пены, улыбкой на выскобленном до синевы лице, посверкивая глазами. Затем – завтрак. Всем блюдам Семён Алексеич предпочитал яичницу с укропом и колбасой без жира. Конечно, он догадывался, что колбаса и без мяса, но к догадкам своим относился легкомысленно. Семён Алексеич ко многому относился легкомысленно. Он был пятидесятилетним пенсионером из бывших военных.
Пенсия накренила Семёна Алексеича. Государственная процедура страшно отразилась на его самосознании. Семён Алексеич как-то сразу и вдруг уверился в собственной старости. Ещё вчера он куда-то полз, стрелял куда-то, дрался на ножах с чеченцем в чёрной бандане. Ещё позавчера их взяли в "мешок", а бородатые парламентеры дали армейскому спецназу "зелёный" коридор, при условии, что они оставят срочников. "Чехам" не хотелось биться с армейским спецназом. Им хотелось убивать восемнадцатилетних пацанов. К Семёну Алексеичу подошёл солдатик и сказал: "Дяденька Дракон, не оставляйте нас. Мы тут все умрём". Семён Алексеич не оставил. Держали окружение. Ели кашу, выбирая бубей. А потом он собрал свою роту, и они пошли в ночной бой. Было страшно, как в детстве. А теперь вот пенсия, да. Жена ещё восемь лет назад ушла. Дочь в Питер уехала. Навещает, конечно, но с такими ценами не больно-то понавещаешь.
Маясь старостью, Семен Алексеич купил себе палки для скандинавской ходьбы. С ремешками, длина регулируется, дорогие. Гулять он предпочитал сразу после завтрака. Ему казалось, что с палками он проходит очень мало, километров пять. На самом деле Семен Алексеич проходил пятнадцать километров. Если б ему об этом сказали, он бы не поверил. Отмахнулся бы. Старики столько не ходят, нечего привирать. Кроме палок, Семен Алексеич увлекался историческими книгами и витаминами. Витамины он пил днем, во время обеда, который преимущественно состоял из пельменей, а книжки читал по вечерам. Несмотря на вопиющую старость – читал без очков. Он объяснял это исключительной ролью витаминов. Если б Семён Алексеич мог попадать к врачу, минуя трёхчасовую очередь, он превратился бы в невротика с кучей самобытных диагнозов. Нет, иногда он выискивал что-то смертельное у себя в интернете, но быстро остывал, потому что посочувствовать или хотя бы уделить внимание было некому. Невроз хорош, когда на него кто-то реагирует, а когда никто не реагирует – скучновато.
В тот день, о котором рассказываю я, Семён Алексеич тепло оделся, взял палки и пошёл в лес. Он жил на восьмом этаже. Спустился лифт. В лифте стояла девушка. Молодка лет тридцати пяти. Семён Алексеич кивнул и зашёл в кабину. Поехали. Тут лифт застрял. Взял и застрял. Ни с того ни с сего. Девушка нажал кнопку вызова лифтеров. В динамике что-то зашебуршало и стихло. Семён Алексеич напрягся. Он не любил замкнутые пространства. Однажды ему пришлось просидеть в маленьком подвале две недели. Это было в Грозном. А под Джелалабадом в пещере сидел. Разведка. Как и вернулся тогда – непонятно. "Тихо будь, Сёма, тихо будь" – всё время себе говорил. Присказка такая. Тихо будь. Потыкав кнопку, девушка повернулась к Семёну Алексеичу:
– Влипли мы.
– Влипли, да.
– Я недавно переехала. Меня Света зовут.
– Семён Алексеич. С 95-го тут живу. Пенсионер.
– Чего это?
– Чего?
– Вы непохожи на пенсионера.
– Очень похож. Палки вот у меня. Пять лет уже на пенсии.
– Вы отлично выглядите для пенсионера.
– Это всё ходьба. И витамины.
– Понятно.
Повисло молчание. Девушка разглядывала Семёна Алексеича. Семён Алексеич смотрел в пол. В груди становилось тесно. За спиной пылал Кандагар. Колонна. БТРы. Вакуумными. Первую, последнюю. Пекло. Перебежками. И "чёрные тюльпаны" красиво летят, как большие птицы. Птицы. Птицы. Птицы.
– Что с вами? Вам плохо?
– Сердце... Воздуху мало. Не люблю... тесноту.