Хорошо помню ажиотаж вокруг книги Дмитрия Быкова «Борис Пастер | Секир завидует
Хорошо помню ажиотаж вокруг книги Дмитрия Быкова «Борис Пастернак». Кажется, в середине нулевых за игнорирование этого монументального труда можно было легко получить в кабину (по меньшей мере плевок!). Но мы-то с вами, коллеги по каналу «Секир», — маргиналы и отщепенцы, «люди аутсайда», и единственное известное нам направление — «против течения». Так что едва ли среди вас найдется хотя бы пара людей, пусть даже с брезгливостью приоткрывших страницы этой расхваленной книги (не трудитесь опровергать этот тезис — комментарии давно благоразумно отключены).
Но ответственно заявляю вам, коллеги, что сейчас, когда шумиха вокруг этой книги окончательно улеглась, пора приступать к ее изучению.
Этим я и занимался последние пару месяцев — слушал книгу « Борис Пастернак» в формате аудиокниги. Вероятно, у самого Быкова, о чьей производительности ходят легенды, на написание этой 900-страничной брошюрки ушло куда меньше времени.
Собственно, я еще не дошел до конца, но уже точно знаю, что буду ее перечитывать. Книга отличная, что и говорить: иногда расхваленные взахлеб книги в самом деле оказываются не так уж плохи!
Быков не только очень удачно нарисовал портрет самого Пастернака, сопоставляя его с поэтами-современниками — Ахматовой, Маяковским и прочими. Но и создал нечто вроде коллективного портрета Большого (русского) писателя. Эгоманьяка и народника, порочного и невинного, конформиста и в одновременно аутло, эстета и пошляка, и так далее.
Есть в книге и некоторые вещи, способные отвратить (например, излишне самоуверенный тон рассказчика), но все это не так важно.
Выписывал некоторые цитаты в начале, но потом бросил. Например, про стиль:
Такое пышное многословие свойственно именно разночинной интеллигенции, недавно овладевшей словом и не умеющей скрыть свой восторг по этому поводу; все Пастернаки обожали «говорить красиво», и только в «Докторе Живаго» Борис Леонидович научился наконец говорить коротко.
Про свободное время:
Уже в девятнадцать лет свобода была для него мыслима только «в безумном превышении своих сил» — безделья он не выносил и считал его самым антитворческим занятием. Что делать — давать ли уроки, готовиться ли к экзамену,— неважно: мысль начинала работать, когда ее ставили в предельно жесткие условия, почти не оставляя времени на главное. Тогда-то это главное и вырывалось под утроенным напором.
Или вот характерная деталь (узнаю в ней себя и массу друзей и знакомых). Подруга Пастернака пишет, что получила тяжелую травму, разбившись лбом о мостовую. Она рассказывает в письме, как, подойдя к зеркалу, увидела свою лобную кость. Вылилась тонна крови. Она лежит в больнице. Что же отвечает ей Пастернак на описание всех этих ужасов?
Дорогая Оля! Как счастливо ты, сравнительно, отделалась! А может быть, и рана зарастет совсем гладко? Достань журнал «Молодая гвардия» №4—5, там мой Гамлет. Он вам не понравится непривычною прозаичностью, обыкновенностью и т.д.
