За тыщу лет до Ганнибала И до Пунической войны, В броне из соб | Вадим Степанцов forever Z

За тыщу лет до Ганнибала
И до Пунической войны,
В броне из собственного сала
Выходят на берег слоны,
За ними черные гориллы,
И львы, и тигры на цепях,
И человеческие силы
В доспехах медных сеют страх.

Но я, вообще-то, не Вергилий,
Чтоб в красках битву освещать,
И, чтоб читатели не ныли,
Рассказ придётся сокращать.
Упорно жмут карфагеняне,
Троянцы прочь, Эней один,
Он рубится в кровавой бане,
Меча и чести господин.
Вдруг расступились супостаты -
Сверкнуло серебро, и вот
В вечерних сумерках крылатый
К нему, рыча, ползёт урод.

Оскал урода ближе, ближе,
И меч безвреден для него,
Лизнув с земли кровавой жижи,
Рванулся монстр с цепи - и вот
Хлестнул обрывок цепи спину,
И по лицу его стегнул -
Эней на камни меч свой кинул,
И цепью монстра обернул.
Под цепью зашипела кожа,
И вздрогнул принц, хоть был не трус,
Но вытянула лярва рожу
Трубой - и сделала укус.

Про остальное врать не буду.
Эней наш сделался вампир.
Он старший кровосос, покуда
Вампиров держит этот мир.
Куда девался монстр крылатый -
Молчат предания земли.
Но карфагенские солдаты
В одну неделю полегли.
Умчалась в ужасе Дидона,
А обескровленных вояк
Сожрали сфинксы и грифоны,
Стащив к себе в подземный мрак.

С тех пор Эней по миру шлялся
И открывал с людьми весь мир,
В конце концов так оказался
В Новой Зеландии вампир.
Последний берег неоткрытый,
Всё, белых пятен больше нет.
«Уже, Эней, пересиди ты
Здесь, в глухомани, сотню лет,
Покуда через стратосферу
К иным мирам не полетят
Капсуловидные галеры,
Неся космических солдат».

Так говорил не Заратустра,
А злополучной Трои принц,
Невольно заселивший густо
Весь мир толпой ночных убийц.
Он сам, поняв свою природу,
Давно не обращал людей,
Но все же кровь сосал как воду
Из негодяев и блядей.
Хоть острова - задворки мира,
Уже в ХХ-м веке он
Встречал то тут, то там вампира;
Да, Окленд, Крайстчерч, Веллингтон -
Понятно стало без вопросов -
Своих имели кровососов.

И вот однажды в баре где-то,
Под AC/DC хриплый вой,
Эней вдруг видит: Виолетта
Сидит в раскраске боевой.
Чулочки в сеточку, ботфорты,
С помадою на пол-лица,
Сосет коктейль и смотрит чортом,
Желая склеить молодца.
Достала девоньку чужбина,
И с Джоном разругалась вдрызг,
И, оскоплённого безвинно,
Кота повсюду слышен визг.

Когда-то краем Ойкумены
Считалась Запоризьська Сечь,
Эней там щеголь был отменный,
Всех в вышиванки смог облечь,
Ввёл в моду свитки, чуб селедкой,
И безразмерные штаны:
Троянско-азиатской ноткой
Хохлы ему обязаны.
И вот такой он весь нарядный,
За ухо чуба завернув,
Хоп к Виолетте! «Парень ладный,
Давай, подруга, move it, move», -

Так размышляет Виолетта.
А фиг ли, в общем, размышлять,
Сегодня я и то, и это -
Я ангел, гнусь, дитя и б…..
«Ты, хлопчик, не из наших будешь?
Не трожь коленку, озорной!
Чего сказал? Мой жар остудишь?
Тебе не справиться со мной!
Я трёх однажды укротила:
Ботана, урку и дельца…
Ах, где ты, Крюгер, котик милый?» -
И слёзы брызнули с лица.

«Дитя, дружок, не плачь, не надо! -
Взмолился выспренно Эней. -
Кто твой обидчик? Вскрою гада!» -
И наклоняется над ней,
Чтоб незаметно и без боли
Вбуровить в шейку острый клык.
Вдруг в синем с блестками камзоле
Брюнет с бородкой встал как штык.
Он подошёл и влажным взглядом
Виолу нежно облизал,
На табурет уселся рядом
И низким голосом сказал:

«Я Эд Седьмой, владетель Шартра и Блуа,
И не позволю скотнику Тартарии
Хватать мамзель за дивный голова,
А также забираться ниже талии.
Уйди, казак, прошу пока добром,
Не по зубам тебе маркиза эта». -
Эней вскочил и воровским пером
Упёрся в щеку важного брюнета.
«Ты кто таков, салага, и с чего
Ты посягаешь на мою добычу?!» -
«Один за всех и все за одного!
Ко мне, французы, как велит обычай!» -

И вдруг из сумрака у бара
Соткалось несколько фигур.
Эд в стойку стал у тротуара:
«Я защитить вас, пти амур!
Казак вас вовсе недостоин». -
Тут возмутился и Эней:
«Але-але, полегче, воин!
Попридержи своих парней.
Откуда ты и чьих ты будешь,
Владетель Шартра и Блуа?
Давно ль ты кровь людскую лудишь,
Кой век тебе, открой сперва!» -

«Мой век, казак, весьма изряден:
Меня Влад Цепеш обратил,
Я с ним у мусульман в осаде
Пушкарным офицером был.