#pomespenyeach Сегодняшняя подборка посвящена (с оговорками) | Громкая держава

#pomespenyeach

Сегодняшняя подборка посвящена (с оговорками) русскому верлибру. Full disclosure: я считаю, что если человек может писать *только* верлибром (не потому что ему верлибр лучше ложится на душу, а потому что ямбом или дольником он/а написать не способен/бна) — это не поэт. Я понимаю, что это личное и, возможно, пристрастное мнение, но на том стою; Фрэнк Ллойд Райт или Заха Хадид не смогли бы стать гениями, если бы не умели (не то чтобы это непременно было нужно) спроектировать и времянку для своих строителей; по этому же принципу Пикассо или Малевич для меня великие художники, а, скажем, Баския нет (при всей его cuteness). Поэзия — такое же художественное ремесло, как архитектура; нельзя быть великим художником, не зная, что выдерживают деревянные балки и куда нельзя класть бетон. There, I said it.
Я, может быть, стучусь в открытую дверь — потому что в русской поэзии никого, кто писал бы *только* верлибром, я не знаю (вне русского контекста ситуация иная, и я ее воспринимаю как глубочайший кризис; тоже, возможно, вкусовщина). Во всяком случае, в этой подборке таких точно нет.
Сумароков переложил все ветхозаветные псалмы — в основном вполне себе стихами, недавно введенной в русский обиход силлаботоникой; но время от времени как бы от избытка чувств он переходил на то, что, видимо, казалось ему привычным по церковнославянскому библейскому тексту — и получался, с нашей точки зрения, свободный стих. Жуковский (которого у нас сегодня два, я объясню почему) еще сравнительно молодым переложил на русский язык недавно (в 1795 году) обнаруженное (и в виде оригинальной рукописи уже — в московском пожаре 1812 года — утраченное, что вызвало бесконечные дискуссии о подлинности, продолжающиеся по сей день, хотя уж казалось бы Зализняк сказал такое последнее слово, что возражать тут нелепо) “Слово о полку Игореве” — и вот это как раз самый настоящий верлибр, настолько непривычный, что напечатан он был только сильно посмертно, в 1888 году. (Кстати, что такое верлибр, — об этом спорят до сих пор; я придерживаюсь простейшей точки зрения — что это текст, разбитый на строки осознанным и единственно возможным авторским решением, у которого все остальные ритмические и прочие признаки стиха необязательны, а если они есть — несистемны. В этом смысле, как будет видно, в сегодняшней подборке не все “верлибры”.) Первый такой не-совсем-верлибр — это лермонтовский текст, потому что, несмотря на очевидный ритмический паттерн, печатается он в строчку. Дальше — Фет (у которого верлибров довольно много) и Полонский; у Каролины Павловой повесть “Двойная жизнь” состоит (как понятно и из названия) из чередования прозы и стихов; в переходных отрывках, как здесь, проза постепенно ритмизуется, к концу (перед нормальными стихами, в столбик) превращаясь уже совсем почти в конвенциональный стих, хотя и записанный в строчку, как проза. Большая поэма “Рустем и Зораб” Жуковского написана не верлибром, а разностопным белым ямбом; но из-за разностопности и из-за невероятной синтаксической прихотливости, так что анжамбманы (переносы) там на каждом шагу (что я старался передать), она местами воспринимается почти как верлибр. (В этом же духе он написал перевод “Маттео Фальконе” Мериме, одного из самых страшных текстов мировой литературы; по-французски вообще-то это обычный рассказ, в прозе.) Отрывок Островского, возможно, относится ко времени работы над пьесой “Снегурочка”, но напечатан не был и остался в архиве. “Русский язык” — самое заезженное (и самое misinterpreted, хотя сейчас очень актуальный текст) из “Стихотворений в прозе” Тургенева, которые он писал под конец жизни и дал им общее название Senilia (“Старческое”); опять-таки, это emphatically не стихи (не верлибр), потому что записаны как проза. Но все-таки. В пору наступающего модернизма верлибр становится нормальным голосом русской поэзии, и когда Кузмин или Блок им пользуются, это значит, по мысли Гаспарова, что они просто нашли самые точные слова в самых точных положениях.