Если можно сконцентрировать в одной точке наше представление о | Громкая держава
Если можно сконцентрировать в одной точке наше представление об античности — эпохе, которая продолжалась не меньше тысячи лет — то это будут Афины V века до нашей эры. Город-государство, победивший персидскую империю и отогнавший угрозу от Европы; город великих драматургов Эсхила, Софокла, Еврипида и Аристофана, чьи пьесы ставятся до сих пор (и породили бесчисленное количество подражаний и вариаций); город врача Гиппократа, философов Сократа и Платона, скульптора Фидия. Город вознесшегося над ним величественного храма в честь Афины-девственницы — Парфенона. Город первого в истории прямого демократического правления (которое, впрочем, было привилегией только афинских граждан-мужчин — ни женщины, ни огромное количество живущих и работающих в Афинах не-афинян не имели права принимать участия в этих процессах).
Да ты чурбан, коли Афин не видывал;
Осел — коли увидев, не пришел в восторг;
Верблюд — коли покинул их, не жалуясь,
— писал комедиограф Лисипп (пер. М. Л. Гаспарова).
И вот в последние десятилетия V века этой эпохе пришел конец. Причин у этого было две: война и эпидемия.
Без войны Афины обойтись не могли: привычка к вольготной жизни уже вошла в плоть и кровь афинян. Добиться такого можно упорным трудом — но работать в поте лица афиняне не любили и не хотели; всякий труд, кроме военной службы, был уделом рабов, не-граждан и прочих людей низшего сословия. Значит, следовало добиваться этого войной и военной добычей. Снова воевать с Персией не имело смысла: спартанцы, вечные враги афинян, ударили бы им в тыл. Значит, нужно было воевать с самой Спартой.
За минувший век небольшие и гибкие объединения маленьких греческих городов-государств — в каждом из которых были свои правила, свои традиции, свой диалект, даже свой собственный календарь — слились в два могучих военно-политических союза. Во главе одного стояли Афины, во главе другого — Спарта.
Выдающийся политик, которого большинство горожан единодушно считали первым из афинян, Перикл, оттягивал войну сколько мог; но время пришло. У него, пишет Гаспаров в “Занимательной Греции”, “был план — надежный, но требовавший крепких нервов. Спарта была сильней на суше, Афины — на море. Нужно было не принимать боя на суше, а сойтись всем народом в городские стены и выдержать осаду, кормясь морским подвозом. Отрезать Афины от моря было нельзя: они были соединены с портом неприступными стенами. Тем временем афинский флот окружит [полуостров] Пелопоннес [на юго-востоке которого расположена Спарта], отрежет пути хлебного подвоза и медленно, но верно выморит Спарту голодом”.
Многочисленное население области вокруг Афин — Аттики — стянулось в городские стены; окрестные пашни и пастбища были отданы на разорение спартанцам с их союзниками. И вот в этой обстановке скученности, бедности, недоедания и напряженных военных будней разразилась эпидемия.
Эпидемия известна нам по единственному свидетельству. Но зато это свидетельство подробное, непосредственное и внятное. Оно принадлежит Фукидиду — первому в европейской традиции историку, который не рассказывал увлекательные байки про дальние страны (как его предшественник, “отец истории” Геродот), а написал “научную” историю этой самой Пелопоннесской войны, без ссылок на божественное вмешательство, придерживаясь самопровозглашенного курса на беспристрастность, анализ фактов и внимательное рассмотрение причин и следствий происходящего.
Такого бедствия никто не мог припомнить, начинает свой рассказ Фукидид. Врачи оказались в такой же растерянности, как и все остальные: во-первых, они никогда ни с чем подобным не сталкивались; во-вторых, они посещали больных, и от этого смертность среди них была выше среднего. (Здесь и еще в нескольких местах Фукидид недвусмысленно говорит о том, что болезнь передавалась от человека к человеку. Нам сейчас это кажется очевидным, но в медицинской науке ясное представление об этом механизме заразности сформировалось лишь в XVIII веке. Если бы врачи внимательнее читали Фукидида, история медицины пошла бы совсем по другому пути.)
