XI — Тебе лет сколько? — спросил Женёк. — Да вот только око | Уроки Cострадания
XI
— Тебе лет сколько? — спросил Женёк.
— Да вот только окончил военную кафедру, — сокрушался Лёха. — Пятый курс, двадцать стукнуло, диплом писать надо.
— Ну, уже не надо, — Женёк умиротворенно прикрыл глаза.
Эта фраза вновь всколыхнула вибрирующий внутри Лёхи ком. И тут же вернулась тоска, а с ней и жалость, вместе с сожалением о так бездарно случившемся горе.
Сколько придется проваляться прикованным к кровати Лёха, как и подавляющее число здешних пациентов, не имел ни малейшего представления. В голове вновь и вновь эхом звучали слова медсестры: «Теперь ты тут надолго».
— А тебе сколько? — стараясь поскорей отогнать серые мысли, поинтересовался он у Женька.
— А сколько ты дашь?
Лёха прищурился. Женёк выглядел как обычный подросток. Белокурый, с выражением непреодолимой скуки на усыпанном веснушками лице.
— Шестнадцать? — Лёха не стал тянуть.
— Ага, конечно, — с губ Женька сорвался смешок. — Двадцать один был, когда привезли. И день рождения я тут уже справил, — говорил он с показным равнодушием. — Тортика не желаешь?
Лёха мотнул головой. Любые упоминания о еде вызывали в животе неприятные спазмы.
— Ну и зря, — ухмыльнулся Женёк. Хоть это и было в мае, можно всё равно по случаю знакомства отправить за рулетом маманю.
Лёха не нашелся, что на это ответить. В повисшей тишине Женёк вновь заворочался, скривив недовольством рот.
— Пролежни одолели, — скомментировал он свои действия. — Ты не волнуйся, у тебя тоже скоро вылезут.
И он свободной рукой стал аккуратно перекладывать ноги и другую руку, и заново ворошить подушки, и укладываться на них. Лёха за этим всем наблюдал.
Вокруг атрофированных ног Женька ниже колена были установлены железные конструкции в виде круглых обручей с отходящими к центру спицами, пронизывающими конечность насквозь. Такое же устройство обрамляло и левую руку выше кисти до локтя. Та безвольно покоилась рядом.
Женек перехватил Лёхин взгляд.
— За аппарат Илизарова не в курсе что ли? Им обломки фиксируют, — тут он зевнул. — Когда раздроблены кости, — и принял вид ещё более безразличный.
Вошла теть Аня с судном в руках и с всё той же теплой улыбкой.
— Завтрак везут, — сунув утку под койку, объявила она.
За завтраком Женёк отлично управлялся ложкой, когда рядом стоящая мать придерживала тарелку. Для того ей пришлось оставить работу, чтобы днем и ночью находиться рядом, охаживать и подтирать. И то несравненно лучше, чем у холмика стоять с платочком.
За полгода, проведенные в больнице, теть Аня приладилась помогать за копейку с уборкой. Спала в конце коридора на свободной кушетке. Отлучалась редко. И была вполне счастлива наблюдать за пусть и медленным, но выздоровлением сына.
— Мам, дай-ка мне пульт.
У свободной стены на тумбе стоял телевизор. Тёть Аня подала сыну продолговатый черный предмет, обернутый замусоленным целлофаном. Женек некоторое время без энтузиазма пощелкал каналы, но вскоре и это занятие ему надоело.
— По выходным вообще смотреть нефиг, — сказал он, отшвырнув пульт перед собой на одеяло. — Вечером может хоть кино покажут.
Из коридора послышались истошные крики. Звук нарастал. Женёк приободрился.
— Хотя у нас тут и без телека кажут фильмы один за другим..
