Возвращаясь к рассуждениям про ненасилие, есть еще такая пробл | sacred violence

Возвращаясь к рассуждениям про ненасилие, есть еще такая проблема: слово «мир», по сути, принадлежит миру и языку насилия. Как писал Клаузевиц, «нападающий хочет мира», и мир устанавливается там, где победил насильник. Отсюда, как продолжал за ним Жирар, все эти имперские «паксы»: Pax Romana, Pax Britannica, Pax Sovietica и так далее. Всех заломали, и воцарился мир. Даже в Википедии, блин, написано, что «пакс – это «эпоха расцвета, доминирования империи»

Этот момент хорошо осознается и даже пропагандируется в «линейных» эсхатологиях иудаизма, христианства или ислама, где мир наступает после решающей битвы и исключительно на правах победителя, то есть за счет уничтожения, изгнания или порабощения всех гадких людей. Поэтому Саурон, в сущности, тоже хочет мира – в отличие от Мелькора, который хочет уничтожить вообще все, и поэтому его вроде как отправили на зону

Вообще говоря, современные пропагандисты хорошо это понимают – туманно, но хорошо. Поэтому от некоторых можно услышать, что «мы все хотим мира, только вы хотите мира через поражение, а мы – через победу». Или, например, утверждалось, что лозунг «нет войне» - неправильный и дерьмовый, поскольку реально правильный лозунг – «мы за мир». Можно спросить, как этот последний лозунг сочетается с милитаризмом, а ответ на него простой – да идеально сочетается. Нормально вообще