Не знаю зачем я в него вошёл тогда. Я знал, что там увижу. М | Записки изнутри

Не знаю зачем я в него вошёл тогда.
Я знал, что там увижу.
Меня предупредили.
Но мне надо было это увидеть.
Своими собственными глазами.

Один из пяти гаражей стоящих буквой П.
Крайний справа.
Метров 20, максимум.
Без окон и света.
И наполовину заваленный автомобильной резиной и ветошью.

Я их насчитал восемь.
Все мужчины.
Разных возрастов.

Ко мне ногами, лежал упитанный лысеющий мужчина.
В домашних тапочках, спортивных штанах и майке, какого-то страшного цвета, которая определенно когда то была белой.
Про таких как он говорят, живчик в теле.
Про живых таких.

Рядом с ним парень, лет восемнадцати.
В ветровке Nike. Я ещё тогда подумал:
«Как у меня».
Из одежды, помимо ветровки, на нём были только трусы.
Он лежал уткнувшись носом в живот толстяку прижав к себе свои голые коленки.

Другие двое, были примерно одного возраста и одеты не бедно и очень нелепо для грязного гаража.
Почему то в одинаковых свитерах под горло. И босиком.
Они лежали ко мне головой.
Одной.
Тела два, а голова на них одна.
Вернее полторы.
И три уха.

В мрачном левом дальнем углу, полусидел полулежал мёртвый мужчина неопределённого возраста, в военной форме без опознавательных знаков.

Тёмный и затхлый гараж, разрезаемый лучом военного фонарика, запах крови и запах остановившегося времени.
И полное ощущение сюрриалистичности происходящего.

Я не судмедэксперт, но похоже собрали их там давно.
Мёртвых ли, живых ли, а потом убили, не суть.
Я первый раз видел столько людей, умерших насильственной смертью.
В одном месте.
Не на поле боя.
А центре некогда мирного городка.
Справа от ярко желтого десятиэтажного новостроя, где на первом этаже школа детского развития, под названием Життя.
Вот прямо за этой Жизнью.

Позже мы узнали, что на самом деле их было одиннадцать.
И какие то, совершенно дикие, варварские истории, связанные с их смертью.

Я вышел из гаража и сел в машину.
Вот только что я видел самую страшную картинку в своей жизни.
Развёрнутую в 3D формате.
Но прошло три минуты, а я не могу вспомнить никаких деталей.
Только ветровка Найк, полголовы и камуфляжное бесформенное пятно.

Психика сработала мгновенно.
Психика заблокировала лица.
Психика сказала: Ну, ты пойми…
Лучше головой. Головой. Для тебя, лучше.
Психика сработала моментально и даже не дала самой себе сформировать лицо смерти.

Лицо по которому можно отгоревать.
Лицо которое оживляет и очеловечивает ту самую смерть.
Лицо смерти, которое оживляет чувства.

Прошёл месяц.
И только сейчас.
После ракетных ударов по Одессе.
Только когда смерть обрела конкретные очертания конкретных лиц и зажила конкретными историями жизни.
Лера и Кира, Мила и Богдан, Славик.
К моему сердцу будто приставили дефибриллятор.
Оно вышло из оцепенения, задрожало, вздохнуло и расплакалось.
И у тел из гаража в Гостомеле, появились лица.

У смерти должно быть лицо.
Чтобы жизнь продолжалась, у смерти должно быть лицо.
Чтобы мы, после всего этого ужаса, остались людьми.
С лицами.
В первую очередь с сохранившимися своими.
Во всех смыслах.