Дорогой Витя, ваш звонок вывел меня из состоянии мрака… Я прыг | проба крестом

Дорогой Витя, ваш звонок вывел меня из состоянии мрака… Я прыгнула в машину и огородами (ул. Горького была перекрыта) пробралась в Замоскворечье на 2-й Павловский. Уже из-за двери я услышала голос благородный и улыбчивый (фу, слово дурацкое, но правда). Дверь открыл аккуратный, очень пожилой человек, вовсе, однако не старик, в очень хорошей тонкой светло-голубой свежей рубашке, в полотняном пиджаке, в изрядно поношенных домашних брюках. На голове самодельная шапочка типа той, что на портретах профессора Зелинского, кажется. Он извинился за домашний вид.
Я объяснила, что твоя подруга и рада поздравить его с праздником Победы от твоей семьи и себя. Приняв свёрток с коньяком, он сказал: «Кажется, я все понял. Я только что с ним говорил». Мы рассмеялись и пошли в кабинетик в конце типичной совквартиры в панельном доме, аккуратной, но носящей следы то ли достойной бедности, то ли старости хозяев.
Ты был стопроцентно прав, мне с ним стало легко с первой секунды, как обычно бывает с людьми высокой пробы. Единственно, что меня мучило, так это отсутсвие у меня цветов — и торопилась сильно, и не попались по пути. Они были бы весьма-весьма уместны — это из тех домов, куда надо приходить с цветами.

Был он приветлив, открыт, весел и совершенно не укладывался в набросанный тобой и дорисованный моим сентиментальным воображением образ. Я попросила выпить его рюмку по случаю великого праздника, сожалея из-за своего шоферского положения.
Он рассмеялся и сказал: «Чиниться не стану». Выпил рюмку, закусил принесенной вафелькой, убрал ее на полочку секретера и сказал: «Блаженство». И тут я увидела, как он хромает.

Пришла медсестра — вколоть ему нечто сердечное. Потом я у него просидела два с половиной часа. Болтая обо всем на свете — с ним очень легко говорить. Он рассказывал мне довольно откровенно, не без изящества о себе, я — о тебе… Попросила разрешения его сфотографировать, он легко согласился. Затем пришла его жена, очень сухонькая, маленькая. По ней можно уже догадаться о его серьезном возрасте. Да, забыла: у него красивые, породистые и совсем не старые руки. Говорит много, но старческой болтливостью это не назовёшь. Ну и, конечно, музыка речи, а то мы ведь больше среди какого-то жаргона, убожества речевого или матюгов пребываем.
Вить! Это что у них, голубокровных, такие гены прочные? Словом, я вернулась счастливая. Вить, он спрашивал: «Как вы думаете, увижу я Виктора Викторовича в этой жизни?» Увидь! Не пожалеешь…
Галина Долматовская 9.05.90

#letters