Марадона в “Руке Бога” занимает место как раз таки незримого | pavle
Марадона в “Руке Бога” занимает место как раз таки незримого субъекта обожания, существующего в том виде, которое придумал Соррентино и его семья. И через свою любовь и восхищение Марадоной режиссер и рассказывает о себе.
Соррентино наделил аргентинца нечеловеческим влиянием, силой и мощью — Марадона способен на политический жест “забив англичанам”, он способен заставить своим переходом в “Наполи” собрать по крупицам разваливающийся брак, заставить своей вдохновенной игрой замкнутого юнца Фабьетто (Паоло) начать поиски себя и благополучно себя найти. Диего Марадона способен на всё — в том числе и разочаровывать.
Как я уже говорил немного выше “Рука Бога” — двойственное кино. И если первая половина фильма рассказывает о парне и семье, полной приземленных надежд и чаяний, то вот вторая рассказывает о наступивших смерти, разочаровании и разобщении, которые всегда следуют за разоблачением истинной личины “завтрашнего дня”. Эта двойственность пронизывает и жизнь незримого героя фильма — Диего Марадоны. Аргентинец был олицетворением счастья и радости на поле и вне его. Он был способен пропахать своим дриблингом весь зеленый прямоугольник, забить шикарный гол, после финального свистка с абсолютно непринужденным видом начать танцевать в платье и в самом конце раствориться в подтрибунке, словно и не было никого. Как фантом.
монтажная склейка
Изрядно заплывший жиром, отекший, с уставшим и грустным взглядом человек лет 60-ти выходит из самолета в белорусском аэропорту. Вокруг него столпилась толпа журналистов, микрофонов, щелкают затворы фотоаппаратов. Сам же дедушка вполне дежурно раздает автографы, улыбается, неторопясь шагает в сторону здания аэропорта, периодически судорожно озирается по сторонам. Величайший футболист в истории прилетел, чтобы работать функционером в “Динамо-Брест”.
Прилетел после провальной попытки тренировать аргентинскую сборную, после многочисленных наркотических и политических скандалов, после его длительных переездов по клубам среднего Востока, после нескольких операций, после освистываний в Мексике. После того, как из идола поколения стал постепенно превращаться в человека-аванс. Всюду, куда он попадал он попадал исключительно потому, что он “тот самый волшебник”. И Диего везде проваливался.
Вслед за экзальтацией и невыразимым восторгом, неловко балансирующим над гранью идолопоклонства, наступило глубокое и горькое разочарование. Марадона и его отчаянный бунт за сохранение искренности и молодости затухли, запылились и стали выглядеть просто ни на что особо не годным старичком. Холден Колфилд устал, не нашел себе места и принялся просто пытаться жить там, где не может и так, как никогда не умел. Молодость ушла, исключительности больше нет, — осталась лишь замкнутая на себе память об ушедших днях, которые поражают масштабом планов и наивности.
монтажная склейка
И “Рука Бога” Соррентино, на мой взгляд, — это отчаянная попытка не дать образу Марадоны запылиться. Не позволить Диего стать для будущих поколений проебавшим всё стариком, что остаток жизни продолжал ехать на багаже минувших достижений — давно перебитых, к слову. Не допустить возможности подумать, что образ Марадоны — его волшебство и безумие — перестал иметь актуальность.
Да, “Рука Бога” — автобиографическое кино. Но автобиографическое кино о большой любви и восхищении, которое даже в момент собственного саморазоблачения старается сохранить “любовь” в неприкосновенности. Поймать аргентинский солнечный зайчик Марадоны в банку, поставить посреди комнаты и позволить этому свету осветить всю остальную биографию большого и в будущем классического режиссера.
