Насовал москвичам каникулярного чтива, а сам в декаду ужаса | ain't your pleasure
Насовал москвичам каникулярного чтива, а сам в декаду ужаса так деградировал, что не брал ничего сложнее книжек с картинками. Но ума все же хватило предпочесть комиксам историю одной деэкспозиции, разбудившей хотя бы часть разума, ответственную за эмоции.
«Геометрия настоящего» — хроника происшествия, обозначившегося в Москве совсем около пяти лет назад, что окончательно врезалось в город в прошлом месяце. Публикация подробного плана пластической операции «Синих труб» — интересный шаг; удивлюсь, если за ним @vacges2 не обнародуют программу выездной арт-терапии. Как понимаю, летнее издание «геометрического» альбома планировалось к дате открытия ГЭС-2. Впрочем, пятимесячный зазор между событиями пошел на пользу как минимум продукту печатному. Сейчас, после осмотра центра эстетической резолюции, воспоминания об экс-руине листаются с дополнительным любопытством.
«Геометрия» шелестит ворохом схем и читательской картотекой, жужжит оповещением о пропущенных возможностях давнишних вечеров и сохранившихся с той же поры фотопризраках. Как говорил Соболев, вербализировать это впечатление бессмысленно: той неделе действительно удалось втанцевать людей в контуры здания, заставив их замолчать, а местами и замереть. Текстовый же блок «Геометрии» говорит об этом трепете много и в разных тональностях: размышления об искажающей силе звука, способной, проходя через материю и сознание, менять оба состояния того, кто ими наделен (Фелл, Кулик), перебиваются дежурной арт-логореей о важности конкретных свойств звукоакторов, адресатов и проводников (Борн, Виндерен), а то и вовсе поспешной фолдеризацией поступившего в уши (Паршиков).
Преодоление этой части похоже на состояние, которое «Геометрии» как раз удавалось пресечь. На петляние от сцены с неожиданной музыкой к тем, где все оказалось скучнее, чем ожидалось, и обратно: перебивающийся стрекотом окружающих сумбур не-места, перемещающегося вместе с тобой. Марк Оже, акцентируя роль подобных гиперпустырей в перекомпоновке человеческого материала, зря не отметил флажком таковых рейв — целенаправленное, пусть и моментальное растворение времени в пространстве. Моментальные озарения о качестве такой операции под стробоскоповым наркозом вряд ли когда-нибудь станут горошиной, которой подавится тщательно перерождаемый в бетонных амбарах феникс. Но в те несколько дней о концепции места — как ни парадоксально — вообще можно было забыть.
