Сразу признаюсь, что филофонист я ненастоящий. Люди, которые в | Музыкальный телетайп

Сразу признаюсь, что филофонист я ненастоящий. Люди, которые всерьез коллекционируют пластинки, готовы отдать последнее за “первопресс” (первое издание) The Doors с автографом Джима Моррисона, при том что у них уже есть таких два. Могут не глядя, через интернет, взять чохом 300 пластинок с африканской музыкой у какого-то европейского собирателя и с трепетом ждать минуют они российскую границу в целости или нет. Или же, например, купить за 500 долларов пластинку из уничтоженного тиража немецкой диско-группы Chilly, которая доживает свой век на ретро-шабашах “Авторадио”.
Как мне кажется, у меня еще нет зависимости - моя коллекция еще не перевалила за тысячу и только перестала умещаться в один шкаф. Мне еще не приходилось делать выбор между пластинками и отношениями с женщиной, и лишь однажды во время скандала пачка винила полетела с балкона 6-го этажа. Я еще сплю спокойно - мне не снятся нераспотрошеные бабушкины чердаки, залетные продавцы на блошках и бесконечные ленты интернет-аукционов, где меня ожидает Моя Прелесть - заветная пластинка, которой еще нет на Discogs (http://www.discogs.com/my), Священный виниловый Грааль, раритетное издание моей мечты.
Психологи говорят, что любое коллекционирование - хоть пластинок, хоть спичечных этикеток - это попытка бегства от смерти. Отгораживая себя от событий реальности, стеной из мертвых предметов, да еще и принадлежащих к ушедшему миру, человек пытается отогнать от себя мысль, что и сам он не вечен. Спасая от исчезновения артефакты, достойные музеефикации, коллекционеру кажется, что он поступает во благо человечества, но на самом деле им движет обыкновенный индивидуализм. Да и вообще это иллюзия, что прежний мир можно спасти. Одна из самых печальных повестей на свете могла бы быть написана про коллекцию, оставшуюся без коллекционера. Немногим из них, оставшимся без заботливой руки хранителя, удается уцелеть.
И все же я собираю винил (не всякий - исключительно русский — советский и постсоветский) не из страха смерти, а из стремления ухватить ускользающее прошлое за призрачный хвост. Со сменой очередного формата носителя данных человечество отсекает от себя и кусок памяти. Например, после перехода с бьющихся шеллачных (граммофонных) пластинок на более прочный поливинилхлорид было потеряно около трети от общего объема сделанных аудиозаписей - их просто не успели своевременно переиздать в новом формате, пока они не разлетелись в осколки. Интернет стремится сохранить все - возможно, каждая когда-либо напечатанная пластинка переселится в свою цифровую копию, как душа праведника в рай. Но если бы я не собирал советский винил, я бы может никогда и не узнал об армянской эстрадной певице Раисе Мкртчян, таллинской вокальной джаз-группе Collage, волгодонских трэш-рокерах "Аспид", белорусских диско-партизанах под управлением Валентина Бадьярова, пост-панках из Апатитов “Камикадзе”, загадочно прог-роковом “Оркестре Алеаторики” и многих других именах, оттесненных на край бездны забвения. На каждой из этих пластинок записана удивительная история страны, в которой я родился и которой больше нет. Возможно, кто-нибудь когда-нибудь ее захочет услышать.

PS: Этот текст был написан в 2015-м. Я по-прежнему собираю пластинки — сегодня, например, купил две. Коллекция перевалила за тысячу, но, надеюсь, что это все ещё не всерьёз.