Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

1. ⠀ Радость у людей не имеет языка. У ротвейлера – тоже. Я го | Madam_Gorohova

1.

Радость у людей не имеет языка.
У ротвейлера – тоже. Я говорю с ротвейлером по-русски, хвалю его за всё подряд, и он лает в ответ и машет хвостом. Я приветствую работницу банка, радуюсь её живости — краснея, она улыбается, затем поясняет, как произносить вариант прощания. Игунлар!

Только двадцать процентов морских черепашат, вылупившись и увидев, насколько огромен свет, доползает до воды.
Остальных прямо у воды выхватывает голодная чайка. Что-то смотрит в обратную сторону от жизни, в смерть. Что-то огромное, железное, слепое, безглазое. Кажется, это называется государство.

Стоит только ощутить рядом с собой эту пальпацию слепоты, как ты превращаешься в панцирь.

Тише, спокойно, чего ты? Чайка ещё только примеривается к тебе.
Комнату распирает. Ты лежишь с ангиной. Гиацинт на столе продолжает забирать воздух, отдавая взамен сахарную влагу. В комнате начинает бродить воздушное цветочное вино. Вечер, запой смыслов, удушение, морок ночных кошмаров. Тише, тише.
Ангина, подхваченная, чтобы не смочь заорать. Если не открывать окно — и вовсе цветочный перегар. Ори вовнутрь!

Лилии — самый крепкий джин в мире цветов.
Жизнь уже утекает из панциря, воплощая из автобиографий кошмары тридцатых. Величие таланта пресекается, и “за отсутствием состава преступления” его ждет только вечная пустота.


Горечь акмеистов.

От медленного отравления обнаженных сердец художников
я сбегаю с конвейера.


2.

Покидаешь свой город или страну, с твёрдостью и безумием представляя, что тебя ждёт интересный, подготовленный из случайностей пункт развития.
Ты уже оставлял университет, место работы и отношения, — ради других судьбоносных столкновений, которые, конечно, будут изящнее, ближе и точнее к разгадке твоей сути. Всякий конец был с одной стороны вымучен, с другой – сродни предчувствию распаковки подарков.

Обычно я боюсь летать на самолёте, но было не страшно, а как-то невесомо. Как будто в фильме выключили звук. Казалось, что всё обезглавлено и кончено. Ночные сборы в аэропорт за два часа. Что бы ты не положил в чемодан – ты совершишь ошибку. Эти предметы уже в прошлом, как мост между той жизнью, где ты ходил на ногах, и той, что началась, где свитер, нож и почему-то розовая соль летают по квартире в отравляющем вакууме. Свитер снова выкладываешь. Глаза слипаются.
Скорее всего, где-то там будет жарко, а брать с собой кухонный нож – чересчур, хоть он и был бы удачным призраком продуманного дома. Память указывает на диафильмы: благополучие белых эмигрантов растворяется у них в руках быстрее, чем они понимают, за что им следует ухватиться.

Прежде, чем понять, с чем ехать, хорошо бы понимать, что происходит.
Непонятно, что пригодится в невесомости.

Главное – не успеть позвонить тем, кто никуда не едет, и только по прилету всё сообщить. Только потом сказать что “всё хорошо”, а то ещё остановят, заразят чем-то отстраненным, а потом всё снова навалится и станет тебя вытеснять.

Всё покрылось радиацией горя, когда смыслы, возникая, рассыпаются у тебя в руках, как сгоревший кусок твоего дневника с правилами и причинами.

Мы едем в такси. Каждые восемь минут спрашиваем друг друга, как ты? Мы почти не спали, тело трясло и леденело в поту, постукивали зубы.
Мы держимся за руки. Минуты тянутся, слух и глаз стерегут препятствия.

– Цель поездки?
– Отдых, туризм.

Тревога вышибла тебя из гнезда. А гнездо сошло с ума. Разве в первый раз, успокаиваешь себя. Не то же самое было с родительским домом? и после? Всякий раз опрокидывая то, что уже случилось с тобой, и дерзко подставляя Богу пустой стакан, ты шепчешь себе, что эту книгу можно листать до бесконечности, но каждый раз отчетливо кажется, что тебе осталась пара страниц, и скоро ты упрешься в эрзац.

Наверное, это самое странное из моих покиданий, хотя теми, с кем мы отвергали друг друга, можно заполнить зрительный зал во время премьеры.
Втайне испытывать себя на привязанности — хорошее подглядывание за жизнью со стороны. Возможно, скоро ты сам себя не узнаешь.

Почему-то обещая себе свободу впереди, никогда себе её не даёшь.