Голый землекоп

2021-08-06 15:20:11 Нет, не сразу. Тогда я понял, что хочу всю жизнь заниматься такой вот наукой. Стал искать работу, и обнаружил, что вакансии для меня просто не существует. Я нисколько не хотел становиться активистом в общественной организации – но в университетах не существовало исследований по охране природы как самостоятельной дисциплины. Тогда я просто создал прецедент, и после 7 лет дипломатии, поиска денег и дискуссий с коллегами, в 1986 году организовал первый в мире университетский исследовательский центр, нацеленный на научное изучение вымирания и восстановления популяций диких зверей, WildCRU в Оксфорде.

***

Один из первых успешных кейсов в работе WildCRU похож на случай с лисицей как брат-близнец, даже семейство то же, псовые. Редчайший, элегантный и загадочный длинноногий эфиопский волк живет только на одном горном плато и почти совсем вымер, осталось около 400 особей. Макдональд взялся за изучение его проблем в критический момент: крошечную популяцию охватила эпизоотия бешенства – это могло в любой момент привести к окончательному вымиранию. Мало времени, мало ресурсов, переловить всех волков и привить их невозможно – и Макдональд вспомнил про съедобную вакцину. Точное знание о том, где и как живут и чем питаются все семьи волков дало точный алгоритм раздачи вакцины – и бешенство было побеждено.

А львы в Зимбабве тоже исчезали беспричинно?
Да. Вроде есть охраняемые территории, национальные парки. Вроде есть строгая квота отстрела, не более 60 особей в год. Все нормы соблюдаются – а льва становилось все меньше и меньше.
Дело в том, что львицы живут с львятами и подростками в стаях, которыми руководят старые самки, в прайдах. А самцы львов образуют бродячие коалиции и бродят среди нескольких прайдов; причем всюду приоритетный доступ к самкам у вожака, льва-доминанта, и соответственно большинство львят – его. Когда погибает крупный лев (а именно таких охотники считают достойным трофеем), начинается та самая пертурбация. Нарушается коалиция. Новый вожак убивает всех львят от старого – чтобы самки перестали с ними возиться и быстрее могли забеременеть. Остальные молодые львы, так и не дождавшись вакансии начальника, могут начать разбредаться – в поисках лучшей доли. При этом они легко могут выйти за пределы охраняемой территории и начать нападать на скот – а тут их убивают крестьяне. На основании тысяч часов наблюдений, я вычислил: один убитый лев тащит за собой в могилу еще примерно двадцать.


Макдональд пришел к выводу, что в основе всех случаев вымирания крупных млекопитающих лежит какой-то конфликт с человеком. Главная угроза для льва – это не ружье охотника, а крестьянский скот, как непреодолимый соблазн. Лев, покинувший национальный парк, обречен на то, чтобы учуять запах коров – и это приговор для него. Обороняя свой единственный источник существования, крестьяне убивают гораздо больше львов, чем охотники.

То есть крестьяне, спасая скот, убивают львов. Но ведь вы придумали интересный выход из этой ситуации.

Да, теперь вместо того, чтобы убивать львов, крестьяне нанимаются на работу и… фактически охраняют львов, не давая им совершать «правонарушения». Такой сторож называется «Длинный Щит». Ему дают крошечную, но все же зарплату (неслыханная в тех краях привилегия), мобильный телефон и вувузел. Его портрет развешивают на всех телеграфных столбах, чтобы все знали его в лицо. На львах – спутниковые ошейники. В тот момент, когда лев пересекает границу национального парка, его ошейник отправляет SMS всем Длинным Щитам в округе. Ближайший ко льву Длинный Щит находит льва, и прогоняет вувузелом.
И это только один пример из десятков практических разработок моей научной группы.

Система, которую разработал и внедрил в последние годы Дэвид Макдональд, система, частью которой был ошейник на льве по кличке Сесил – пример того, как научные открытия могут менять реальность. Наука – это такая деятельность, где до вопроса «что делать», человек говорит себе: «Мы ничего не знаем, мы не знаем, как все устроено на самом деле. Здесь нет простых и очевидных ответов. Открыть/Комментировать

2021-08-06 15:20:10 Адамсон, жившая со львами, или Джейн Гуддолл, поселившаяся среди шимпанзе), пришли суховатые ученые, которых интересовала статистика, измерения, лишь строго доказанные факты и лишь хорошо проверенные объяснения.

Макдональду повезло: он учился у нобелевского лауреата Нико Тинбергена, который был одним из пионеров науки о поведении животных, этологии (премию ему дали, вместе с Конрадом Лоренцом и Карлом Фришем, потому что ожидали от этой области прорывов в помощь психологии, изучения происхождения сознания и высших психических функций у человека). Первая, еще аспирантская работа Макдональда нисколько не была нацелена на защиту дикого зверя. Скорее наоборот: речь шла о защите людей от опасности, которую несли в себе чрезвычайно расплодившиеся… лисицы.

Лиса – это зверь с самым широким ареалом в мире, и ему никак не грозило вымирание. Но открытие, которое вы сделали в 1970х гг, не просто положило конец конфликту интересов между человеком и конкретным видом, и не просто остановило масштабную бойню лисицы в Европе. Оно было революционно. Расскажите о нем.

Дело в том, что в послевоенные десятилетия численность лисицы стала бурно расти, и от Англии до Дальнего Востока животное несло постоянную угрозу как разносчик вируса бешенства; болезнь уносила жизни сотен людей. Лисиц травили ядовитой приманкой – отстреливать их в таких количествах было бы нереально. Но это приводило к парадоксальным последствиям. Всякий раз, когда человек начинал травить лисиц на какой-то территории, вирус, словно в отместку, почему-то немедленно заражал еще большее количество животных. Сильнее травишь – вроде бы лис меньше – но тут же возрастает их опасность.

И вы поняли, почему так происходит?

Да, наблюдая за поведением меченных лисиц, подвергая все наблюдения тщательному статистическому анализу, я подметил: когда погибает одно или несколько животных, в популяции начинается странное брожение. Большинство лисиц остается жить, где жили, но обязательно возникает некое активное меньшинство, которое быстро переселяется, вступает в контакт с незнакомыми лисицами, и заражает их. Вирусу это очень выгодно: получается, что как только его разносчику начинает грозить опасность – повышается частота заражения, и будущее вируса оказывается лучезарнее.

Раз есть установленный факт – возникает рецепт. Как вы решили проблему?

Я установил, что если класть в приманку не отраву, а вакцину (поедая которую, животные делались имунны к бешенству), мы получим ровно такое же проникновение (то есть охватим столько же лисиц нашим вмешательством) - около 10% - зато все эти 10% оказываются не катализатором эпизоотии, а наоборот “затычкой”: в этих лисиц уже не попадает вирус и они не заражают остальных.

Когда мы говорим: “в Польше живет 100 000 лисиц”, это вызывает у нас образ бескрайней территории, на которой равномерно расселены некие пассивные длиннохвостые существа. Но, если посмотреть на ситуацию глазами лисицы, все эти сто тысяч – это гигантский социум. Семьи, которые находятся в сложных отношениях с соседними семьями, одинокие молодые лисы, которые юркают среди сложившихся кланов, в поисках самок, авантюристы и прохвосты, солидные бюргеры и менестрели. В тот момент, когда мы “пропалываем” популяцию, убивая первые несколько процентов животных, мы вносим хаос и беспорядок в сложившееся сообщество. Начитавшись утренних “газет” (запаховых сообщений, которые псовые оставляют, помечая деревья), лисицы приходят в движение: где-то пустует место главы семьи, где-то группа подростков осталась без суровой десницы родителей, и бросилась врассыпную, где-то мать потеряла целый помет и ушла искать счастья подальше от роковой норы. Новые контакты – новые заражения. Такое описание сложных последствий от простого вмешательства Макдональд назвал “теорией пертурбации”.

Это было в 1980х, вам сразу удалось реализовать вашу теорию на практике? Открыть/Комментировать

2021-08-06 15:20:10 (исходно материал был опубликован в журнале Баку в 2016 году) В январе прошлого года сайт Оксфордского университета рухнул из-за того, что на него одновременно пытались зайти 4 млн человек. Виновником нашествия была подстраница, принадлежащая одному из исследовательских центров университета, WildCRU – Центра по изучению и охране дикой природы. Позже ректор сказал, что более чем за 1000 лет истории Оксфорда, это было самое крупное взаимодействие его академического сообщества и широкой аудитории. Когда сайт починили, страница WildCRU стала принимать 50 000 новых посетителей в час; а создатель и директор Центра, профессор Дэвид Макдональд получил запрос на интервью от 243 журналистов.
Дело было в том, что накануне в Зимбабве был убит объект его исследований, лев Сесил, на которого группа Макдональда еще в 2008 году повесила спутниковый ошейник. Зубной врач из города Блумингтон (Миннесота, США), который убил льва на сафари, утверждал, что стал жертвой недобросовестных егерей, и был уверен, что охота легальна. Симпатии публики, разумеется, оказались на стороне льва, и сюжет стал вирусным в Интернете.
В центре всемирного внимания, которое так поразило ректора, оказался классический ученый, которого интересует, по каким причинам вымирают животные, где самые уязвимые места в их популяциях, от чего зависит восстановление численности.
И если бы за спасение популяций давали бы Нобелевскую премию, как дают ее за медицинские открытия, Макдональд ее бы получил: одно из его открытий по силе спасительного влияния на вымирающих животных оказалось подобно пенициллину.

Случай с львом Сесилом спровоцировал беспрецедентный интерес и сочувствие людей. Вы были удивлены такой реакцией?
Да! И знаете, когда застрелили льва Сесила, маленькая пиццерия в родном городе горе-охотника, Блумингтоне, на следующий день объявила, что отдаст половину своей выручки WildCRU – чтобы люди во всем мире знали, что простым блумингтонцам не наплевать на львов. И эти деньги мы потратили не на зарплату охране национального парка, не на проведение лоббистских кампаний за изменение правил охоты – а на оплату наблюдений ученых за львами. Например – на покупку дорогих ошейников: каждый изучаемый нами лев успевает за год отправить со своего ошейника сообщений на спутник на сумму в 500 фунтов (не говоря о том, что сам ошейник стоит 1500 фунтов). «Наш пациент» – это не конкретный лев, а вся популяция.

Ваши методы исследования – высокотехнологичны и дороги, как в медицине. Как вы пришли к тому, что в деле защиты природы нужен общий научный подход?
Действительно, я рассматриваю мою область исследования, как родственную медицинской науке. Начать стоит с того, что я рос в семье врачей в Эдинбурге. Ключевой интеллектуальной ценностью в этой среде была наука, доказательные исследования. Больше всего я любил гулять, играть с собаками и овцами, делать гипсовые слепки следов зверей, выхаживать слетков. Потом я изучал в Оксфорде биологию; явным путем примирения моих интересов и семейной традиции была бы карьера ветеринара.
Но тогда, в конце 1960х гг, впервые стало ясно, какими невероятными темпами вымирают животные и растения на планете. Врачи, например, используют химию, физику, биохимию, чтобы бороться с болезнью. Я начал чувствовать, что принесу больше пользы, если буду не просто лечить животных – потому что скоро некого будет лечить – а скорее попытаюсь использовать науку для их спасения. Это означает: изучить конкретные причины их вымирания, и поняв точно, что происходит, получить какие-то кардинальные рецепты спасения.

То есть ваше профессиональное становление пришлось на интересный, пограничный в этой области период?

Да, в те годы в экологии, науке о том как взаимодействует организм (лев, человек, дерево) с окружающей средой, происходила быстрая смена стиля. На смену талантливым натуралистам с биноклем, героям первых телефильмов о жизни ученых среди диких зверей (таких как Дж. Открыть/Комментировать

2021-08-06 15:17:25 Сегодня в канале - день львов) Я провел с ними много времени вчера: прайд из 13 львов ел свежего буйвола, которого они поймали у водопоя. Еды было очень много, и трапеза была исключительно мирной. Мне запомнился трогательный момент: львёнок наелся так, что уже совсем совсем не влезало. Тогда он забрался на тушу, как царь горы, и стал ласкаться с матерью. Я не мог оторваться: между нами было всего 10 метров, и чувство погружения в жизнь этой семьи отзывалось глубокой благодарностью (фотографии мои, не судите строго, было совсем темно).

Ниже - мой очерк о работе выдающегося зоолога из Оксфорда Дэвида Макдональда, который выяснил, почему гибель одного льва тянет за собой трагический каскад львиных смертей Открыть/Комментировать

2021-08-05 16:48:06 Открыть/Комментировать

2021-08-05 16:48:01 Каким местом пищит слон

В подкасте Голый Землекоп всегда очень нужны звуки природы. Я прочитал, что индийские слоны, оказывается, пищат!!! Послушайте вот, и посмотрите.

Вообще-то, слоны, как установили в ХХ веке, гудят инфразвуком – то есть звуком, слишком низким для человеческого уха. Я видел на конференции женщину, которая сделала это открытие: она ощутила в слоновнике странную вибрацию, как на рок концерте от бас-гитары. Сделали прибор, чтобы повышать звук, и оказалось, у слонов очень насыщенный эфир переговоров, который распространяется на многие километры.

Но индийский слон еще и пищит при тесном общении. Каким местом? Это было загадкой. У слонов огромные связки, и они просто не могут издать такой высокий звук – как струна контрабаса, только ее негде зажать.

К счастью, слон такой большой, что эту проблему можно решить. Ученые построили массив микрофонов, и смогли захватить пространственную картину звука, увидели: писк исходит из губ. Слон складывает их такой пищалкой и пищит. Ну не молодец ли?

Я еще не знаю, в каком выпуске этот звук понадобится, и какая мораль из этой истории. Но мне ужасно хочется попробовать записывать пространственные звуки! Пока что я прилетел в Масаи Мара, в Кению, к африканским слонам, с простым рекордером, на который я обычно записываю интервью. Буду держать вас в курсе!

https://bmcbiol.biomedcentral.com/articles/10.1186/s12915-021-01026-z Открыть/Комментировать

2021-08-05 14:42:01 Угадайте, что это за звуки, какое животное их издает? Эта запись связана с замечательным открытием, которое было сделано в этом году. Открыть/Комментировать

2021-08-04 21:18:27 Я при любой возможности снимаю сизоворонок. И вечно не получается. А сегодня не заметил, что в камере стоит неправильная настройка - в 4 раза светлее, чем надо. И вот) всем привет из нацпарка Масаи Мара Открыть/Комментировать

2021-08-03 12:31:01 Она передала содержимое Эдвардсу, под микроскоп. Ничего! «Попробуй еще!» — крикнул он. Стептоу попробовал… На этот раз под стеклом микроскопа появилась блестящая толстая яйцеклетка.
Через девять месяцев, в июле 1978 года, пресса вовсю охотилась на супругов Браун: было известно, что вот-вот должен родиться ребенок. Ученые разыграли сложный сюжет: имитировали отъезд семьи из клиники, потом Лесли вернулась через черный ход, и ей быстро сделали кесарево. «Почему? Для безопасности?» — спросил я. «В те времена не было ультразвука. Никто не знал, будет ли у ребенка нужное количество рук и ног. Они не вытерпели и вытащили Луизу на несколько дней раньше срока», — сказал Барри. Я не уверен, что правильно его понял (хотя задал этот вопрос несколько раз под разным углом), но, похоже, ученые хотели иметь свободу маневра, возможность в случае неудачи как-то скрыть провал.
Девочка была абсолютно здорова. Началась новая заваруха в прессе — ровно с теми же лозунгами, что за 10 лет до этого: что будет через 20 лет из-за клонирования. На этом фоне — борьба за улучшение метода. Уже другие команды нащупали способ собирать яйцеклетки через влагалище, последовало множество мелких и крупных других доработок. В итоге эффективность увеличилась с одного до 30 процентов.
Через 10 лет умер Стептоу, нет уже и медсестры Пёрди. Бобу Эдвардсу 85 лет, он так плох, что не может разговаривать — Нобелевский комитет извещал о премии его жену. По сведениям Бавистера, Эдвардс нуждается в постоянном медицинском присмотре.
«И я скажу: я думаю, не давали так долго, потому что мешало влияние церкви. Только сегодня, когда общественное признание метода так велико, когда известно, что у этих детей нет долгосрочных отрицательных последствий, решились дать. Только вот получить премию Эдвардс вряд ли сможет…» Открыть/Комментировать

2021-08-03 12:31:01 Остин похвалил аспиранта и рассказал об открытии Эдвардсу. «Боб не украл мое открытие, а позвал к себе — делать то же с человеческими яйцеклетками и сперматозоидами», — Бавистер повторил эту мысль несколько раз, он явно считает такое проявление порядочности экстраординарным.
«Мы получили драгоценные яйцеклетки из больницы — от женщин, которым вырезали яичники. Клеток было очень мало. Мы поставили опыт и ушли ужинать. Вернулись. Стали смотреть, и в третьей пробирке я увидел оплодотворенную яйцеклетку. Из нее торчал хвост сперматозоида. Я был первым человеком, кто увидел это. Я был на седьмом небе от счастья!»
«А вы не заподозрили, что это просто артефакт? Ну, мало ли, налип сперматозоид или вообще фигня какая-то торчит?» — спросил я. К этому моменту я уже чувствовал себя совершенно в той комнатушке и не на шутку волновался.
«Нет, после оплодотворения сперматозоид бешено разбухает — у хомяков то же самое. Огромная голова, и огромный хвост торчит, как нож. Ни с чем не спутаешь!» Это была осень 1968 года, до моего рождения еще восемь лет, но голос Бавистера звучит так азартно, будто дело было вчера.
Эдвардс немедленно опубликовал две научные статьи с Бавистером — и поднялся дикий вой. Пресса заявила, что завтра люди начнут делать целые армии роботов и Гитлеров; католики — что так вообще нельзя. «Как ни странно, было еще мощное сопротивление медиков, — вспоминает Бавистер. — В те времена многие кормились тем, что вырезали спайки из труб у бездетных женщин и заново сращивали концы; это очень редко помогало, но попытки стоили диких денег. А тут этот Эдвардс с его мечтой о пробирке!»
Visionary — именно это слово Бавистер повторил несколько раз. «Вы должны понимать, что значит "провидец". Когда он читал лекции (я слушал его в 1966-67-м), он заражал нас своим энтузиазмом подвижника. Когда я сделал свое открытие, мне и в голову не пришло перенести это на людей. А ему пришло», — признался Барри.
«Слушайте, ну перестаньте. Когда вы поняли фокус с щелочной средой, вы серьезно не увидели тут потенциала для IVF человека?» — не унимался я. «Ни капли».
Я вспомнил свою жизнь в науке и подумал: а, пожалуй, Барри говорит правду. Действительно, для такого, как он, аспиранта важнее следующий шаг с хомяками; ты даже не замахиваешься на человека. А Эдвардс замахнулся, и в этом его величие. Правда, уже без Барри: профессор Остин категорически отсоветовал своему подшефному продолжать сотрудничество. «Он хотел блага для меня: я бы не закончил диссертацию среди всех тех политических баталий. Эдвардс мог их выдержать».
Важно вспомнить про коллегу Эдвардса, гинеколога-хирурга Патрика Стептоу — вчера мы говорили о нем. В 1968 году Стептоу научился доставать яйцеклетки путем лапароскопии — через небольшой разрез в боку. Потом они девять лет учились растить эмбрионы в пробирке — до стадии восьми клеток. К 1977 году настала пора штурмовать последний форпост — женский организм, имплантацию.

«В какой-то момент у них появился крупный спонсор и большая программа: 103 пациентки», — продолжает Барри. Сто попыток ничего не дали. Оставалось три пациентки. «Любой нормальный ученый после 100 попыток бы сдался: нельзя, значит нельзя. Ну, не работает! Но не таков Боб Эдвардс».
Вместо того чтобы сдаться, Эдвардс решил сделать парадоксальный ход. Он перестал стимулировать женщин гормонами перед имплантацией. IVF человека стало возможным только тогда, когда наука решила довериться чуду — естественному циклу женского организма. Это именно то, до чего не додумались Янагимати и Лопата, помните?
Приняв это решение, ученые взялись за оставшихся трех пациенток. У одной не нашли яйцеклеток в яичнике. Другой подсадили — ничего не получилось. Оставалась последняя пациентка, ее звали Лесли Браун. В тот день Патрик Стептоу сделал разрез, отсосал стеклянной трубочкой содержимое яичника, капнул в пробирку, передал через окошко лаборантке, медсестре Джин Пёрди (в ее честь потом будет создана престижная премия для медсестер). Открыть/Комментировать