2023-01-31 21:07:37
#ask
Воланд, не смотря на муку прожитых лет, до смертного ужаса сентиментален.
Унылые желтые цветы стоят в хрустальной вазе, искрящейся под солнечным лучом. Смешные радужные зайчики скачут по стенам советской квартиры, вторят таким же зайчикам от сервиза в серванте.
Даже выбор потрепанной временем квартиры – дань собственной сентиментальности. Или глупости.
Воланд глаза прикрывает, щурит их, чтобы всмотреться в цветы получше. Пушистые головки удрученно клонят голову к столу, накрытому накрахмаленной скатертью.
Даже эти дурацкие цветы сами по себе будят в нем… чувства. Сердце начинает биться чуть быстрее, ладони непривычно потеют и внутри что-то болезненно, но даже как-то приятно, тянет.
Мессир глаза закрывает, позволяя себе помечтать, притвориться, что все так оно и было: она утром вошла в эту комнату, купив цветы на рынке, вытащила вазу, протерла от пыли, налила воды, подрезала стебли, поставила цветы и вновь убежала куда-то по своим делам. И доказательств никаких не требуется.
От этой мысли внутри становится щекотно. Приятно. Раздражающе солнечно.
Воланд открывает глаза.
Естественно, все было по другому – сам купил и все сам поставил. Маленькие дела, ритуалы, наполнение пустого пространства делают его более человечным, позволяют приблизиться к ней хотя бы в собственных мыслях.
Идиотские желтые цветы беззвучно теряют свои лепестки.
Воланд вздыхает глубоко, размеренно, подтягивает к себе трость, хочет занести руку, чтобы легким движением снести выстроенный с любовью натюрморт. Но не может. Разрушение — столь понятный и простой путь для многих, никогда не был его выбором, никогда он не следовал этому пути.
Он умеет созидать, превращать вино в воду и умножать хлеба, если этого от него потребуют. Он умеет любить всех детей божьих в равной мере. Ведь только из любви можно наказывать провинившихся и прощать их. Воланд только не знал, хотя скорее не помнил, мука прожитых лет подъедала воспоминания, что умеет любить вот так. Просто, желая видеть в свои объятиях лишь одного человека и оберегать только его, а не все человечество в целом, как это было когда-то давным-давно. Так давно, что это уже не было правдой.
Удивительно чувство – заново открывать в себе человеческое: пожар ревности, боль от потери, льющуюся сквозь пальцы тоску по потерянному.
Воланд опускает трость на пол, складывает обе руки на набалдашнике и всем своим весом опирается, склоняя голову, чтобы не видеть желтых цветов. Его наказали самым нетривиальным способом: показали желаемое, дали ощутить сладкий привкус на кончике языка, а потом заставили сломать все своими же руками.
Всего лишь дерзкий сын, наказанный так строго из любви. В любовь к себе Воланд не очень верит, но довольствуется тем, что ему передали.
Дверь в комнату открывается, смолкают солнечные зайчики и исчезает идиллическая тишина. Входит Левий Матвей рассерженный, что ему приказывают с ним общаться:
– Дух зла, у меня есть послание.
Воланд нехотя поворачивает на него голову. «Дух зла». Знает ли он с кем разговаривает? Верный ученик, который видел своего учителя в последний раз, снимая его человеческое тело с креста. Верный ученик выполняет указания голоса, веря, что это воскресший Иешуа.
Из открытой двери тянется душный запах садовых роз, от которого у Воланда начинает болеть голова.
– Что тебе сказали передать, раб? – отказать себе от шпильки в адрес столь верного слепого Воланд не может. Левий Матвей рассказывает о неприятной работе, вглядываясь в разноцветные глаза: черный в ответ на него смотрел с горечью, потемневший от увиденной за века жестокости, голубой – прощающе, будто там скрылась слеза, оплакивающая людской род.
Воланд поднимается и выходит в дверь вслед за Левием Матвеем. И останавливается на пороге. Желтые цветы тянут свои головки к свету из окна, радужные зайчики скачут по стенам, накрахмаленная скатерть сверкает своей белизной.
Воланд закрывает дверь в мир отнятой мечты
56 views18:07
Н
