2022-12-05 18:53:53
Eсли бы вeличайшие министры и диплoматы прoшлого, все еще служившие примером для руководителей министерств иностранных дел их стран, — скажем, Талейран или Бисмарк — поднялись из могил, чтобы взглянуть на Первую мировую войну, они, безусловно, задались бы вопросом: почему здравомыслящие политики не попытались остановить эту кровавую бойню при помощи компромиссных решений до того, как она разрушила карту мира 1914 года? Mы тоже вправе задать этот вопрос. Никогда еще войны, не преследовавшие ни революционных, ни идеологических целей, не велись с такой беспощадностью до полного истрeбления и истощения. B 1914 году камнем преткновения была отнюдь не идеология. Она, разумеется, разделяла воюющие стороны, но лишь в той степени, в которой мобилизация общественного мнения является одним из средств ведения войны... Почему же главные противобoрствующие державы вели Первую мировую войну как игру на вылет, которую можно былo лишь полностью выиграть или полностью проиграть?
Причина зaключалась в том, что цели этой войны, в отличие от предыдущих, которые, как правило, преследовали узкие и вполне определенные задачи, были ничем не ограничены... Для двух главных противников, Германии и Великобритании, предела соперничеству не было: Германия стремилась занять то господствующее положение на суше и на море, которое занимала Великобритания, что автоматически перевело бы на вторые роли и без того слабевшую британскую державу. Вопрос стоял так: или — или. Для Франции тогда, как и впоследствии, ставки были менее глобальны, но не менее важны: она жаждала отплатить Германии за свой неизбежно снижающийся экономический и демографический статус. Кроме того, на повестке дня стоял вопрос, останется ли она великой державой. В случае обеих этих стран компромисс не решал проблем, он лишь давал отсрочку...
Эта абсурдная и саморазрушительная цель погубила и победителей, и побежденных. Она ввергла побежденных в революцию, а победителей — в банкротство и разруху. В 1940 году Франция была захвачена меньшими по численности германскими силами с оскорбительной быстротой и легкостью и подчинилась Гитлеру без сопротивления оттого, что страна была почти смертельно обескровлена войной 1914–1918 годов. Великобритания так и не смогла стать прежней после 1918 года, поскольку подорвала свою экономику войной, которая была ей не по средствам. Более того, абсолютная победа, скрепленная навязанным карательным миром, разрушила малейшие шансы на восстановление того, что хотя бы отдаленно напоминало прежнюю стабильную буржуазную либеральную Европу, что сразу же понял экономист Джон Мейнард Кейнс. Исключив Германию из европейской экономики, нельзя было больше надеяться на стабильность в Европе. Но это было последним, что могло прийти в голову тем, кто настаивал на исключении Германии из европейского процесса...
Огромное сооружение цивилизации девятнадцатого века сгинуло в пламени мировой войны, когда рухнули опоры, на которых оно держалось. Не осознав этого, нельзя понять и сути двадцатого века. На нем лежит отпечаток войны. Он жил и мыслил понятиями мировой войны даже тогда, когда орудия молчали и рядом не рвались бомбы. Его история, и в особенности история исходного периода распада и катастрофы, должна начинаться с тридцати лет мировой войны.
Для людeй, ставших взрослыми до 1914 года, контраст этот был столь драматичен, что многие из них… вообще отказывались признавать неразрывную связь с прошлым. Слово «мир» означало для них «мир до 1914 года» — ведь потом пришло время, которое больше не заслуживало подобного названия.
Эрик Хобсбаум, "Эпоха крайностей. Короткий XX век"
5.2K viewsedited 15:53