Пропагандист Владимир Соловьев говорит, что он «в бешенстве от | Кагарлицкий letters
Пропагандист Владимир Соловьев говорит, что он «в бешенстве от того, что произошло с флагманом Черноморского флота». Но что именно произошло? Если верить официальной версии, то на крейсере «Москва» имел место несчастный случай, никак не относящийся к военным действиям. А Соловьев, напротив, утверждает, что корабль потопили украинские ракеты.
Вопрос не в том, кто врет (это более или менее очевидно). И даже не в том, что Соловьева по действующему «закону о фейках» нужно теперь как минимум оштрафовать. Вопрос в том, какую новую пропагандистскую задачу начал решать наш телевизионный монстр. Ведь это не была его фирменная истерика. На сей раз журналист не вопил, не кривлялся, не корчил рожи и выглядел непривычно адекватным. Настолько, что все сразу это заметили.
Ответ надо искать, конечно, не в пропаганде, которая работает по методичкам, присылаемым из президентской администрации. Телевидение, конечно, тоже является оружием, часто даже смертельным, но не оно определяет ход конфликта. А события развиваются не самым благоприятным образом для тех, кто затеял и проводит пресловутую «спецоперацию». Понемногу становится очевидным то, о чем я писал с самого начала: ресурсов и возможностей, чтобы завершить всё дело успехом, нет. И никогда не было. И если сейчас в голову части людей закрадывается мысль, что вся эта история может закончиться не очень удачно, то это лишь отражает объективное состояние вещей.
Медиа-стратеги из администрации понимают к чему всё идет. Пропаганда вынуждена готовить публику к нарастающему потоку плохих новостей. И отвечать ей придется на один единственный вопрос: кто виноват? Речь Соловьева в этом смысле не оставляет ни малейших сомнений. Виноватыми попытаются назначить среднее и может быть часть верхнего звена Вооруженных Сил. Не тех, кто принял решение об операции, не политиков, не президента и его ближайшее окружение, совершивших непоправимую и самоочевидную стратегическую ошибку уже в тот момент, когда они отдали первый приказ, а именно исполнителей. Военных назначат стрелочниками.
Сработает это или нет — совсем другой вопрос, ответ на который надо искать уже не у пропагандистов и даже у политологов. Всё зависит от того, как шок неудач будет переживаться массовым обывательским сознанием. Людям, сегодня поддерживающим «военное решение» (но уже начинающим о чем-то догадываться), придется признать свою неправоту. Не потому, что они почувствуют моральный груз происходящего, а потому, что станет ясно: хорошо или плохо поступали «наши», считать их героями или злодеями, но в любом случае всё было зря.
Жестокости можно оправдать с позиций «государственного интереса». А вот неудачу — нет. Формула Талейрана «это больше, чем преступление, это ошибка» очень хорошо отражает такой способ мышления. Но если ошибки должны быть наказаны, то придется отвечать и за всё остальное. И громче всех требовать расправы с виновными будут именно те, кто сегодня призывает к расправам над невинными.
Список тех, с кого спросят, зависит, конечно, не от степени реальной вины, а от политических обстоятельств. Но он будет разрастаться и варьироваться таким образом, что авторы его первых редакций, скорее всего, сами попадут во вторую или третью. Кто и на чем остановится — покажет история. Однако более чем вероятно, что в одной из не самых поздних редакций этого списка мы увидим и самого Соловьева.
