Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

Владимир Георгиевич Сорокин не только выдающийся писатель, но | Гзом

Владимир Георгиевич Сорокин не только выдающийся писатель, но и изощрённый стилист; с имитации и деконструкции соцреализма, а затем и классического русского романа (см. роман «Роман») он, собственно, и начинал. Так что с речевыми портретами персонажей у мэтра всё в порядке. Однако и ему случается допускать лексико-стилистические промахи, пусть и не фатальные. В одной из частей его «ледяной» трилогии читаем:

Гасан подошел к нему вплотную.
— У нас крысы завелись, братан. Жирные, блядь, крысы.
— Трактор знает? — спросил Дато.
— Нет пока. На хера ему знать?
Дато сунул руку в песок. Пошарил. Зачерпнул горсть. И с силой швырнул на пол:
Басота! <…> — Дато гневно сплюнул. — Свои тоже крысятничают. Бляди! Басота! Гасан, ищи сам. Я к блондинам не поеду. Я деньги верну. И все.
(В. Г. Сорокин, «Лёд»)

На первый взгляд ничто не режет глаз. Разве что обращает на себя внимание написание существительного «басота», о чём ещё будет сказано. Согласно определению Большого толкового словаря русского языка под ред. С. А. Кузнецова, босота — это «(собир., разг.) неимущие или малоимущие люди. Собралась одна босота. Городская босота». Таким образом, как видно по контексту (в том числе более широкому, включающему в себя другие эпизоды романа), «басота» в репликах персонажа имеет отчётливо пейоративный, уничижительный характер. По сути, разгневанный мафиозо называет своих подручных вороватой голытьбой.

Однако есть одно но. Пятидесятидвухлетний Дато — криминальный авторитет не последнего разбора, не новичок в своём деле (вероятно, своего нынешнего положения он добился в 90-е) и в остальном владеет специфической лексикой великолепно. Например:

— Бля, — удивленно качал головой Лом, не отрываясь от дороги. — А я думал, Вовика пиковые загнули. — Нет, братан, — положив кейс на колени, Дато забарабанил по нему короткими пальцами, — это не пиковые. Это бубновые.
(В. Г. Сорокин, «Лёд»)

В современном, во всяком случае актуальном на момент написания романа, криминальном арго собирательное «босота» (или «босяки») — то же, что и «братва», а применительно к тюремно-лагерной среде — представители высоких уровней воровской иерархии, ср. с «бродяги», чего Дато не может не знать — и едва ли он употребил бы это слово в исходном, словарно кодифицированном значении.

«В общем рассмотрении в тюрьме есть два типа арестантов:
1. Люди, живущие „воровской“ жизнью, по „понятиям“ — они себя зачастую называют босота, бродяги, братва <…>, в терминологии „ментов“ — профессиональные преступники…»
(В. Лозовский, «Как выжить и провести время с пользой в тюрьме»)

Вместе с тем орфографически Сорокин передал аргоизм удачно. Во-первых, таким образом он воспроизводит грузинский акцент персонажа. Во-вторых, хотя это может быть и совпадением, эрративное написание здесь функционирует как дифференциатор арго и узуса. Действительно, представители российского криминального мира (и более многочисленные поклонники блатных обычаев и мифологии) часто склонны и на письме растождествлять полисемию, возникающую в устном употреблении, и избавляться тем самым от омографии. Так, «чесный пацан» не эквивалентен «честному пацану» и означает не персону, которая следует конвенциональным этическим принципам, а того, кто придерживается «понятий», «воровского закона». «Басота» с «а» в первом слоге — явление того же порядка.

Маловероятно, впрочем, не исключено категорически и что автор знал о значении слова «босота» в криминальном сленге и смысл короткой филиппики глубже (хотя ни подтверждений, ни опровержений тому мы в тексте романа не находим): возможно, среди людей Дато есть как «братва» новой, постперестроечной генерации, так и представители старого блатного мира, причём последним, «босоте», он доверяет меньше, подозревая, что предатель именно из их числа. В таком случае остаётся только снять шляпу перед отцом русского «прорубоно».