Рубрика «„Гзом“ отвечает»: почему обороты вида «займи мне тыся | Гзом
Рубрика «„Гзом“ отвечает»: почему обороты вида «займи мне тысячу» вытесняют нормативные вида «одолжи мне тысячу»
С точки зрения кодифицированной литературной нормы просьба дать денег в долг выражается в русском языке наиболее простым способом с помощью глагола «одолжить» в форме повелительного наклонения. Человек просит одолжить ему денег (то бишь чтобы его визави ему их одолжил), сам же занимает их. Однако чем дальше, тем чаще в таких просьбах используется как раз таки глагол «занять». В строгом соответствии с его словарным значением побуждение «Займи мне пятихатку» пришлось бы интерпретировать как «Возьми с возвратом у кого-нибудь другого пятьсот рублей и дай их мне, опять же с возвратом». И пусть в большинстве случаев по контексту коммуникации понятно, чего от вас хотят (денег хотят, и непосредственно от вас), раздражать это регулярное отклонение от литературной нормы может, ещё как. Вопрос только, почему оно возникло и сделалось едва ли не повсеместным, тогда как раньше сводилось скорее к речевым флуктуациям на уровне оговорок, с тем уточнением, что в отдельных региональных вариантах языка и социолектах такое словоупотребление получило распространение самое позднее ещё к началу XX века.
«Но при первой же попытке „занять“ ― вы поймёте ошибку. В Одессе „занять“ значит дать взаймы. ― Я занял ему сто рублей».
(В. М. Дорошевич, «Лекция за Одесский язык», 1900–1910)
В лингвистическом же отношении ничего уникального в подобном расширении значения глагола нет. Налицо частный случай тяготения лексемы к энантиосемии, иначе говоря, к тому, чтобы вмещать в себя противоположные значения. Как, скажем, в случае с глаголом «прослушать», который может означать либо «ознакомиться с блоком аудиальной информации от начала до конца», либо «пропустить блок аудиальной информации». Другое дело, что пара глаголов-конверсивов «одолжить — занять» (конверсивы показывают одну и ту же внеречевую ситуацию с разных сторон, в данном случае относятся к разным её участникам — агенсу и бенефактиву, то есть к активному действующему лицу и благополучателю соответственно), во-первых, глубоко укоренилась в языке, отчего нарушение её функционирования воспринимается крайне остро, во-вторых, чувствительность носителей языка, и в особенности русского языка, к денотативной ситуации, подразумевающей употребление этих двух глаголов (когда просят взаймы и дают в долг), чрезвычайно высока, так что отклонение от устоявшихся речевых конвенций здесь потворствует усилению негативной реакции того, кто их, конвенций, строго придерживается.
Разумеется, в большинстве случаев никакого сознательного стремления запутать собеседника у тех, кто использует один и тот же глагол «занять» в прямом и обратном значении, т. е. энантиосемически, нет. Напротив, люди прибегают к такой речевой стратегии безотчётно и чаще всего как раз исходя из принципа языковой экономии (грубо говоря, «Зачем эти лишние глаголы? Одного хватает за глаза») — ну или просто однажды переняв без задней мысли это словоупотребление у ближнего круга. В конечном счёте, выбор данной стратегии может быть обусловлен и тем, что с позиции говорящего, как потенциального бенефициара желаемого действия, сущностно значимым является глагол «занять» (просящий деньги взаймы именно что занимает их, для него важно это обстоятельство, а не то, что собеседник ему их одолжит; обычное следствие естественного языкового эгоцентризма), и неудивительно, что введение в конструкцию проспективного посессора («мне») говорящему представляется грамматически необходимым и достаточным для того, чтобы второй участник диалога определил, какое из двух значений глагола «занять» с его новообретённой энантиосемией подразумевалось. И чаще всего это и вправду так.
Мне эта речевая практика не по сердцу, не по нейронным ансамблям, но, повторюсь, для её формирования в русском языке имелись готовые продуктивные грамматико-семантические механизмы, и, скорее всего, она рано или поздно закрепится в качестве нормы. Причём не обязательно выведет из употребления конверсивную пару «одолжить — занять». А мы — мы вольны говорить так, как нам милее
