После видео и аудио - текст. О люстрации и бунте детей Сег | Губин ON AIR
После видео и аудио - текст.
О люстрации и бунте детей
Сегодня мне хотелось бы сказать об одной вещи, о которой в России многие умные люди либеральных взглядов давно говорят, и об одной вещи, о которой я вообще не слышал, чтобы кто-то говорил. Первая вещь – это будущая русская люстрация. Люстрация – это когда при резком изменении политического строя происходят тотальные проверки профессиональных групп, входящих в прошлую политическую элиту. В возможным запретом на профессию или с поражением в праве избираться. В России это должно означать полную проверку судей, прокуратуры, следкома, сотрудников ФСО, Росгвардии, разумеется, ФСБ. Проверять вообще придется много кого: членов избиркомов, директоров школ и профессуру, и, конечно, журналистов. А вот вторая тема - это сегодняйший конфликт в России между отцами и детьми, когда старшие очень часто поддерживают войну, а их дети им говорят: «Вы сошли с ума!». Так происходит не во всех семьях, но происходит часто.
Эти две темы связаны друг с другом плотнее, чем вы думаете. Люстрация – штука хорошая, и прекрасно, что русская оппозиция, пусть и разбросанная по по миру, думает о ней. Если бы демократы задумались о люстрации заранее, возможно, и сегодня ФСБ над Россией не простирал б совиные крыла.
Проблема, однако, в том, что вокруг люстрации в России сложилась масса прекраснодушных мифов, и главный миф в том, то люстрация будто бы штука техническая, ну, она действует как лекарство, которое достаточно ввести в организм. В современной России вообще очень популярен технократический подход. Это как Чубайс приватизацию проводил: «не важно, как распределена собственность, важно, что она распределена». Но технократический подход действует отнюдь не всегда. Я говорю об этом уверенно только потому, что знаю, что случилось с приватизацией и с Чубайсом, но и потому, что в Западной Германии, где люстрация под именем «денацификация» началась сразу после Второй мировой, - люстрация тогда скорее провалилась, чем удалась.
Один из отцов той денацификации – чудом спасшийся филолог по профессии и еврей по происхождению Виктор Клемперер. Клемперер, например, считал, что избавление от геббельсовского языка ненависти очищает нацию, и внимательно следил, чтобы слова ненависти не попадали в послевоенную немецкую прессу. И он был прав, однако он и близко не предполагал, как не быстро это работает. Подъем вообще всегда медленнее падения. И денацификация в Западной Германией - она, в общем, после войны провалилась.
Она провалилась даже технически, потому что для прохождения через комиссии по денацификации, достаточно было оправдательных свидетельств – например, от жертв нацизма, которые тут же были прозваны Persilscheine, «отмывайками», по имени стирального порошка. В итоге тысячи судей, преподавателей, политиков с нацистским прошлым вернули себе прежние должности. И уже в конце 1950-х 2/3 сотрудников министерства внутренних дел ФРГ были бывшими членами национал-социалистической партии.
И тогдашняя люстрация, что хуже, провалилась ментально, поскольку западные немцы молчали, Гитлера не прославляли, но их молчание очень часто означало «а что мы еще могли?», «мы выполняли приказ», «время было такое».
И когда в 1956-м доктор Менгеле из Аушвица, любивший проводить эксперименты над живыми детьми, бежавший после войны в Аргентину, вернулся погостить в Германию, пусть и под чужим паспортом, в его в родном Гюнцбурге его никто не выдал, хотя все про него все знали.
В романах нобелевского лауреата, Генриха Белля – в «Женщинах у берега Рейна», в «Глазами клоуна», в «Бильярде в половине десятого» сюжеты развиваются как раз на фоне провалившейся люстрации: никто ни за что не наказан, все просто молчат. И американцы смотрели на это сквозь пальцы, потому что если не брать на работу бывших нацистов, то кого ж тогда брать, там все были Гитлером заляпаны, как сегодня заляпаны Путиным.
