О том, как жил важнейший и скандальнейший критик от мира класс | Гоша на дискотеке
О том, как жил важнейший и скандальнейший критик от мира классики, или история Ричарда Тарускина, который умер в начале июля:
«У меня возникало ощущение, что он знал абсолютно все, его теории меняли музыковедение, а писал он энергично и дерзко», — рассказывает обозреватель The New York Times, лауреат «пулитцера» Алекс Росс. Как и многие другие западные журналисты, он вырос на статьях и лекциях Тарускина. «Его идеи, даже самые противоречивые, служили одной конструктивной цели — стащить классику с заоблачных высот и перенести в реальный мир, к обычным людям», — объясняет Росс. Эти слова неплохо иллюстрируют главное достоинство американского музыковеда, который перевернул традиционное восприятие Бетховена, Баха, Шостаковича и других композиторов с мировым именем.
Тарускин родился в 1945-ом в Нью-Йорке, большинство его предков были еврейскими иммигрантами из разных частей Российской империи и уехали в Америку до революции. Однако родители Ричарда считали себя американцами и вообще не разговаривали по-русски. Еще в детстве Тарускин научился играть на виолончели, а в подростковом возрасте стал с жадностью поглощать книги по истории музыки, сбегая от друзей в Нью-Йоркскую публичную библиотеку. Друзья, конечно, расстраивались, но находили чем развеять тоску — в США кипел культурный бум 60-х и сексуальная революция. Тарускин же, окончив школу, поступил в Колумбийский университет, где помимо музыковедения изучал русский. В 1972-ом Ричард отправился на стажировку в Московскую консерваторию, где исследовал оперу и наблюдал за обстановкой, в которой работают советские композиторы.
Во второй половине 70-х Тарускин стал лидером «нового музыковедения», представители этого движения отошли от благоговейного анализа классики и стали в неформальном, постмодернистском тоне сомневаться в базовых истинах. Тарускин уверял, что классические музыкальные каноны всегда находились под влиянием политиков. По его мнению, творчество Баха, Моцарта и Бетховена оказалось возведено в культ из-за немецкого национализма, который глубоко укоренился в европейском сознании. Больше всего его бесила общепризнанная идея о том, что музыку надо отделять от контекста, в котором она создавалась, и воспринимать будто она находится в вакууме. Доставалось не только немцким, но и советским авторам — например, Прокофьеву и Шостоковичу, которых Тарускин упрекал в обслуживании сталинского режима. Он не мог понять как можно просить людей непредвзято слушать «Седьмую симфонию», если ее транслировала советская пропаганда.
Центральной работой музыковеда стал пятитомник «Оксфордская история западной музыки», охвативший 1000 лет развития звукового искусства – от григорианского пения до новаторов 20 века вроде Дж Кейджа. Как и многие статьи Тарускина, книга вызвала шквал критики. Произведение стартует с рассуждений о том, что музыкальные традиции появились задолго до церковного пения 9-го века, несмотря на то, что древнейшие ноты относятся именно к этому периоду. По мнению критика, история музыки носит нелинейный характер, более сложные полифонические композиции существовали и до н.э. На протяжении 4 тысяч страниц Тарускин исследует музыку в тесной связи с политическим контекстом, при этом часто опираясь на самоуверенность и едкие замечания. Например, рассказывая о Георге Генделе — одном из главных немецких авторов 18-го в., он изничтожил всех, кто занимается аутентичным исполнительством его опер, называв их «бледным подражателями эпохи, в которую пели кастраты».
Тарускин сумел заразить своей увлеченностью обычных потребителей, хотя на момент выхода его книги (в 2005-ом) классика зацементировалась в массовом сознании как удел интеллектуальной верхушки. Часть музыковедов бросилась ругать Ричарда за резкие высказывания в адрес гениев вроде Пьера Булеза и указывала, что Тарускин ведет себя вольнодумно. Конечно, в этом есть доля правды. Но как говорил герой одной немецкой книги: «Барон Мюнхгаузен славен не тем, что летал или не летал на луну, а тем, что не врет». И эту фразу в значительной степени можно отнести и к Тарускину.
