2022-06-20 21:19:33
«Стереть эту Украину гребаную с лица земли! Так же бомбу бы закинули, как закинули на наших пацанов»
Расскажу, как делала текст про псковских десантников, которые были в Буче во время оккупации и звонили с найденного местной жительницей телефона домой своим близким.
Недавно я увидела в бучанском телеграм-канале фотографии списка вызовов с телефона, который, как там было написано, принадлежал мужчине, которого взяли в плен и пытали. С этим списком телефонов разобраться было несложно, в несколько шагов выяснив, кому звонили и, с большой долей вероятности, кто звонил. Когда у нас был только список звонков, мы спорили, насколько этично публиковать имена просто тех, кто был в Буче во время оккупации и о чьей роли мы не знаем ничего. У меня позиция была однозначная: их там не должно было быть, поэтому надо рассказывать о каждом.
Все стало значительно увлекательнее, когда мне все же позвонил хозяин телефона (я просила админов канала передать ему, что я очень хочу с ним пообщаться). Чем дальше он рассказывал свою историю, тем больше я понимала, что уже слышала ее. Оказалось, что это тот самый единственный выживший при массовом расстреле с той страшной фотографии, где трупы были свалены на земле у стены какого-то здания (про этот кейс делали расследование The New York Times).
Сомнений стало меньше: телефон изъяли у человека, которого потом расстреляли, с него звонили домой, то есть так или иначе он был в руках у убийц. Всех девятерых пленников в штаб сопровождали трое военных, на расстрел вели двое. Так или иначе те, кто звонил, видел убийц, имел с ними дело, был под их командованием или сам мог быть причастен к пыткам и убийствам.
С помощью открытых данных я нашла восьмерых звонивших, в чем не было никаких сомнений, они звонили на номера близких родственников — родителей или жен. В социальных сетях у родственников или друзей каждого находились прямые подтверждения того, что звонивший родственник — десантник из части в Пскове. Иногда имя звонившего было непонятно, но тут спасали социальные сети мамочек, которые по классике в комментариях написали и где служит их сын, и как его зовут.
Еще два кейса, которые мы не могли подтвердить сразу, разрешились сами собой. Пока я откладывала ресерч из-за того, что ждала звонок хозяина телефона, родственники выложили фотографии двух подозреваемых нами с трагическими подписями о гибели.
Самым сложным оказалось звонить близким военных. В первую очередь родителям погибших. Очень тяжело приносить им соболезнования и слушать, как он плачут. Но продолжать слушать — и осознавать, какая каша у них в голове. Сын рассказывал, как “нацисты прикрываются мирными” (очень сложно поверить, что это мог рассказать молодой парень, который провел в оккупированной Буче больше месяца), потом присылал видеосообщения “Мама, мы умрем, нас бросают как пушечное мясо”, в итоге желать стереть гребанную Украину с лица земли, а на вопрос, кто виноват — говорить “президент”.
Но еще сложнее оказалось звонить тем, кто еще не прошел, к счастью, эту невыносимую боль потери своего близкого. Мать одного из военных, который сто процентов звонил ей с телефона расстрелянного, потому что в списке вызовов даже отобразилось ее имя, убеждала меня, что это не ее сын и не ей звонил, а потом предложила мне расследовать “кто глотки на дороге нашим пленным режет и расстреливает”. А жена военного, который тоже со стопроцентной гарантией звонил именно ей с украденного телефона и сто процентов служил в Пскове, очень убедительно говорила, что ее “муж с гражданки” и все время был с ней. Это было очень очевидное и глупое вранье.
Когда делаешь такую работу, с одной стороны жалко всех: война — это бессмысленная мясорубка, бесконечная ненависть по обе стороны. Но когда я думаю, что родители погибших ответили бы мне так же хамски, с наездами, если бы они еще не потеряли своих детей, становится чуть менее жалко. Но жалко все равно. Потому что этой войны быть не должно.
234 views18:19
Р
