Уговор. У нас с ним был уговор - кто первый умрет, тот, если | БДыЩ

Уговор.

У нас с ним был уговор - кто первый умрет, тот, если ТАМ что-то есть, подготовит почву для второго. Во сне придет да расскажет, как там, или просто знак подаст - уговор был скреплен пивом и рукопожатием. Не то, чтоб мы верили в кого-то там наверху, но подстелить соломку не помешает, решили мы и пожали друг другу руки еще раз. Пиво было горьким и крепким, Балтика номер 9 - совершенно убойное пойло, созданное для тех, кто не мог пить водку. Мне в 16 лет крепкий алкоголь было в себя не протолкнуть - так что я давился Балтикой номер девять цвета застывшей грязной смолы. Ей же я потом торжественно блевал по углам.

Он был отличным парнем. Обратили внимание? Был. Мы прошли вместе кучу радостей и бед. Росли в одном дворе, вместе дрались, часто друг с другом, вместе ели, ходили на обед к родителям. Мы были не «как братья», но представить себе жизнь друг без друга мы не могли. Я просыпался, ел, звонил ему и мы шли куда-то. А потом, вдруг, внезапно, неожиданно - он не пошел. Остался где-то позади - а я пошел без него и на секунду оказалось, что можно и одному. А он выбрал совсем другую тропинку.

Он делил наркоту на два типа. На «веселую» и «грустную». Веселой он считал марихуану, кокаин, лсд, а «грустной» героин, винт, экстази. Его единственным правилом было не смешивать грустную и веселую в коктейль. Считал, что вредно только это - а в целом к наркотикам он относился как к мятным конфеткам. То есть засовывал в рот, пускал по вене, всасывал в нос - непрерывно. То были дни разгула - и добыть наркоту можно было, просто выйдя из парадной. Его путь по социальной лестнице был строго вниз - я не успевал следить, как он кубарем катится по пути бывалого наркоши - признаться в этом было ужасно, но наблюдать, как мой друг превращается в исполосованный шрамами уколов скелет было неподобающе интересно.

Мы виделись раз в месяц и каждый раз он сиял глазами, встречая меня. Денег у него не было от слова совсем, но он готов был просто ходить по улицам в бьющий в лицо дождь. Потом уже я понял, что он просто цепляется за меня - за соломинку нормальной прошлой жизни. На реальное существо он уже похож не был. Гыкающее животное. Я терпеливо гулял с ним, пережевывая фантомные воспоминания о былой дружбе, и он оживлялся, смеялся, грыз купленный ему пирожок, не чувствуя вкуса сожженными опиатами рецепторами. Как с ребенком, как с тупым Бенджамином Баттоном я ходил с ним по нашим северным гетто, хотя сам давно переехал. Встречаться в центре он боялся. Боялся метро и ментов, боялся собак - он как настоящий раб района считал, что все ограничено десятком кварталов в которых он бывает.

Когда тихо и внезапно умерла его мама он написал мне. Я выждал день и поехал - мы встретились прямо на улице, он уселся на капот моей машины и стал многотонно рассказывать о том, как это было. Как ждали врача и скорую, как мама не проснулась, как он плакал, как он виноват перед ней. Я видел, что ему остро не хватает дозы, что руки у него трясутся, сопля качается на носу - он держался из последних сил. Когда я протянул заранее подготовленный конверт «с помощью на похороны» он взял его, не сказав спасибо, глянув исподлобья на меня теплыми глазами. Обнял меня костлявыми руками и ушел, не оборачиваясь в наш старый подъезд.

С тех пор прошло много времени, и память услужливо стирала воспоминания. Как-то ночью я вскочил - мне приснилось, что он зовет меня в голос. Я проигнорировал светящиеся пять утра электронных часов и позвонил. На том конце провода ответил тихий и уютный голос. Его голос. Нет, он не спит. Да, все нормально. Конечно, я могу приехать прямо сейчас. Нет никаких
Проблем. Он попросил меня купить бутылку коки. Очарованный спокойствием его голоса и сном, я оделся и поехал на другой конец города. Промерзший осенний двор одичало выглядел после правильных форм моего дома. Я прошел дорожкой, которой ходил тысячу раз и поднялся по лестнице. Обитая вековым дермантином дверь была ровно такой же как тридцать лет назад, когда я оказался перед ней первый раз.