Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

С Марией Б., бывшей сотрудницей государственного телеканала РТ | Эрнест и гиперболоиды

С Марией Б., бывшей сотрудницей государственного телеканала РТ мы встречаемся в кафе «Водограй» – новой сетевой кофейне Четвертого кольца, по оформлению чем-то напоминающей довоенный Старбакс. Среди жителей эстонского оккупационного сектора кафе пользуется небывалым ажиотажем – несмотря на то, что никакого кофе тут, разумеется, не подают. Мария пьет стандартный ячменный напиток, я предпочитаю не пить ничего – памятуя о неудачных экспериментах местной администрации с хлорированием районного водопровода. Мария принципиально не говорит по-русски, но ее украинский пока не вполне хорош, и иногда, забывшись, она переходит на родную речь – но быстро спохватывается. Когда речь заходит про Телеграм, она заметно волнуется.

– Когда мы заключали трудовой договор, параллельно нас заставляли подписывать дополнительное соглашение. Но не с каналом, а с ИП, там была какая-то странная система организации – по сути, мы заключали договор лично с главредом.

– Что это было за соглашение?

Какое-то время Мария молчит.

– По сути, мы передавали в пользование М. (Мария называет имя главреда) права на использование своего имени. Я тогда не думала, насколько это законно или вообще реалистично, мне казалось, что это касается именных блогов, аккаунтов в соцсетях... То есть по договору аккаунт с моим именем переходил во пользование РТ – по сути, так и было на самом деле, и в тот момент не вызывало у меня никаких негативных эмоций. В конце концов, это часть работы, корпоративные правила и так далее. Чужой монастырь...

– Вы хотите сказать, что аккаунт в Телеграме с вашим именем вели не вы?

– Нет, вела я. Просто по этому договору он полностью принадлежал РТ, ну... и они периодически могли попросить что-то опубликовать (криво улыбается) как это тогда называлось, "сетка"? Я к тому, что никаких сомнений у меня это не вызвало – казалось, что все в порядке вещей, все так работают. Да. До определенного момента никаких сомнений не было. Проблема в том, что этот договор... Как будто он был не только про имя.

– В каком смысле?

– Разумеется, я плохо читала договор. Да, это было ошибкой. Уже позднее я перечитывала его множество раз, показывала специалистам – все как один говорили, что с точки зрения права это собачий бред, что это писал шизофреник, что это даже не договор...

Мария снова замолкает, помешивает ячменный напиток в стакане.

– Разумеется, я обсуждала это с коллегами... хотя уже и не ясно, можно ли их теперь так называть... Терпящие совместное бедствие? Мы пытались дать прочитанному какое-то разумное объяснение. В конце концов, мы же это подписывали, вот этими руками! Я взрослый человек, у меня три образования, я не верила в духов, в оккультные практики. Антропонимика, ономастика... мы изобретали какие-то наукообразные объяснения, выдвигали теории – от социального эксперимента до психического заболевания у руководителя...

В конечном итоге я все окончательно поняла только сейчас – хотя понимала уже тогда, просто боялась признаться. Самой себе, близким, друзьям. Боялась показаться сумасшедшей?... Разве может здоровый человек взять и подписать договор, где он в прямом смысле, что бы это не значило, как бы это не звучало – продает свою душу директору информационного агентства? «Особую нематериальную субстанцию», так и написано. Официально, по договору, за отдельный бонус...

Мария опять замолкает. Я смотрю в ее лицо и вдруг понимаю, что у нее нет зрачков. Какое-то время мы молча смотрим друг на друга, затем она делает глоток и изменившимся, неестественно весёлым тоном спрашивает:

– А вы знали, что здание на Зубовском уходит вглубь как минимум на десять этажей?