И к ней один за другим подходили победители. Окружали. С кружк | ДУМАем Z

И к ней один за другим подходили победители. Окружали. С кружками, фляжками. Звякал металл о металл. И вскоре вокруг фляги собралась небольшая толпа. Каждый хотел зачерпнуть прохладной, прозрачной влаги. С устатку хлебнуть алкоголя, чистого спирта.  И по очереди зачерпывали, глотали. Крякая и утирая мокрые подбородки. Но тут вдруг  с порога комендатуры раздался отчаянный крик комбата: "Отставить!.. Отставить!"  Он подбежал к ним и, растолкав, и сапогом со всей силы ударил по фляге. И та с грохотом повалилась, покатилась, расплёскивая прозрачную "драгоценную" жидкость.

Кто-то испуганно выкрикнул
- Да это же спирт. Чистый спирт. Командир.
Но комбат заорал:
- Идиоты! Это же чистый яд! - и повернулся к стоящим. - Кто пил!? Спрашиваю, кто пил?! - и шагнул к своему водителю танка
- Поддавашкин, ты пил?- 
Тот попятился, опуская пустую кружку.
- Ну, пил...
- В госпиталь! Немедленно в госпиталь! Это же яд! Это же спирт смертельный, метиловый! Фашист нарочно для вас, идиотов, это оставил!
 
Но в госпитале умерли только трое:  пехотинцы и сержант-наводчик тридцать четвёрки... А Поддавашкина откачали. Любимый механик-водитель Федя остался жив. Однако ослеп. Полностью. На оба глаза. И вскоре, конечно, из армии был комиссован.
   
И вот за стеной всё звучал густой его голос: "А помнишь..." Ну как, как же они могли не помнить страшные эти бои под Белостоком?...
...В темноте спальни я - малышка, конечно, не сплю. Из-под одеяла опускаю босые ножки. И в длинной ночной рубашонке, сшитой бабушкой из старых дедовых кальсон, крадучись по холодному  полу ступаю к двери. Светлый луч из замочной скважины пронзает тьму. Я наклоняюсь к дверной этой скважине, смотрю в столовую.

Эти странные гости пируют и поют совсем неизвестную мне, грозную, военную песню:
"Hа поле танки гpохотали,/Солдаты шли в последний бой,/А молодого командиpа/Hесли с пpобитой головой./...По танку вдаpила болванка,/Пpощай pодимый экипаж./Четыpе тpупа возле танка/Дополнят утpенний пейзаж..."
  Сколько же всего важного, нужного видела и слышала я через эту дверную скважину. 

Но если сказать точнее - это было окно, распахнутое в большой мир. И этот мир проявлялся, являлся мне, как на ладони, вот за этим круглым, гостеприимным столом с его прошлым и настоящим. Он звучал в разговорах и песнях среди этих солдат и офицеров. С боями прошедших Европу, победивших фашизм. Танкистов, связистов, лётчиков, пехоты.

Передо мной открывалась жизнь не только родителей и гостей, не только на войне и до неё. Передо мной была судьба всей страны, моей Родины. И навсегда врезались в детскую память мелодии -  песни победы, которые  нравились больше всего:
"...И добили — песня в том порука —/Всех врагов в атаке огневой/Три танкиста — три весёлых друга -/Экипаж машины боевой!"
   
А когда уже далеко за полночь отец (тот самый комбат, гвардии лейтенант) открыл дверь из столовой в спальню, то увидел свою дочь-малышку. Она сидела на полу босичком, в ночной рубашонке. Её кудрявая головка была запрокинута на косяк двери. Она крепко спала. Крепко и сладко. И нежный лобик её был чист и светел.