Будни букиниста

2020-07-10 12:45:12 Воскресенье. Вечер. Сижу, слушаю Петра Ильича Чайковского в исполнении Святослава Теофиловича Рихтера. Топот четырех ног на лестнице, двух тяжёлых, двух полегче. В проёме роллета возникает человек-бабушкин-платяной-шкаф и человечек-комод-прикроватный. Папаня с сыной. Папаня – реликтовый браток из 90х с челюстью «дон Карлеоне», доживший до наших дней лишь потому, что решал вопросы посредством откусывания голов оппонентам. На груди крест впечатляющих размеров, площадь которого позволила бы комфортно расположиться на нём всем трём новозаветным ребятам.
Сына – нечто шириной с папу, лет десяти отроду, задумчиво шурудящее в носу.
- Ему, - кивает папаня на сыну, дёргая того за локоть ковырятельной руки, - книжек надо на лето.
После чего подходит ко мне, наклоняется и добавляет:
- Только давай без пидоров!
- Эээээммм, - мычу я, пытаясь выключить музыку. Ничего себе, думаю, образованный какой. Сходу Чайковского распознал. Ноутбук предательски зависает, и мы несколько секунд слушаем, как Святослав Теофилович исступленно бьётся головой о рояль. После чего продолжает играть как ни в чем не бывало на фоне черного, как внезапно наступившая в моей жизни полоса, рабочего стола. – Может, у вас список есть? – спрашиваю.
- Список есть. Но ему, - указывая огромным кулачищем с оттопыренным большим пальцем через плечо на сыну, - по списку не надо. Мы пидорские книжки не читаем. Да, сынок?
Сынок, мгновение до этого рассматривающий нечто, извлеченное из носа, прячет руку за спину и по-деловому кивает обернувшемуся отцу.
Вот я дурень! Ему книги «беспидорские» надо, а я его в знатоков Петра Ильича записал! Отлегло. В конце концов я не настолько люблю Чайковского, чтобы из-за него умирать.
Молчим.
Теофилыч, почуяв, что вроде как никто и не против, на радостях уходит в отрыв, я продолжаю нервно поглядывать на черный экран, а сокрушитель черепов лиц нетрадиционной ориентации прислушивается и задумчиво морщит лоб, вспоминая, зачем пришёл. Вспомнив, кивает через плечо.
- Ему Гоголь нравится. Читает и мне пересказывает. Любит русских классиков. Прям как я.
Сына вздрагивает и, видимо вспомнив об обещании папани ломать ему по пальцу за каждый день просрочки чтения «Вечеров на хуторе», начинает что-то буровить про Вакулу.
- Стоять! – командует папаня. Ребенок продолжает беззвучно шевелить губами. Папаня теряет терпение.
- Так. Федор Михайлович есть?
- Достоевский?
- Достоевский, - довольным и внезапно подобревшим голосом отвечает амбал и кивает, мол, молодец, сечёшь. – «Преступление и наказание» давай.
- Сейчас посмотрю, осталось ли.
- Осталось, – уверено говорит папаня. Настолько уверенно, что по воле вселенной, в ежедневнике которой убийство букиниста в план на сегодня не входит, половина книг магазина превращается в нетленку Достоевского. Сходу нахожу аж три экземпляра.
Кинг-Конг крутит в руках каждый:
- Мы две возьмём.
Расплачивается.
- Ну что, сынок, Федора Михайловича будешь читать. Папка у тебя тоже читал. Пока сидел.
Вручает книги ребенку.
- Хороший у вас магазин. И музыка хорошая играет. Это кто?
- Чайковский.
- Сам?
- Маловероятно.
Оценивающе кивает головой.
- Уважаю. Русская классика. Не то что пидоры-европейцы. До свидания.
Разворачивается и, прихватив сыноньку за шкиряк, скрывается, громыхая в четыре ноги по лестнице, параллельно что-то вещая про величие русской культуры.
Возвращаю оставшуюся книгу откуда взял. Выдыхаю, тру виски, закрываю глаза. Жду положенное время. Открываю глаза, окидываю взглядом стеллажи. Всё в порядке. Улыбаюсь. Оставить меня в магазине с несколькими тысячами «Преступлений и наказаний» в планах вселенной на сегодня не значилось. Открыть/Комментировать