ReadMe.txt

2021-05-03 20:53:35 Бурдалю выглядит так. Открыть/Комментировать

2021-05-03 20:53:21 У Тургенева в «Отцах и детях» есть такое место:

«Губернатор принял молодых людей приветливо, но не посадил их и сам не сел. Он вечно суетился и спешил; с утра надевал тесный вицмундир и чрезвычайно тугой галстух, недоедал и недопивал, все распоряжался. Его в губернии прозвали Бурдалу, намекая тем не на известного французского проповедника, а на бурду. Он пригласил Кирсанова и Базарова к себе на бал и через две минуты пригласил их вторично, считая их уже братьями и называя Кайсаровыми».

Бурдалу это действительно знаменитый французский проповедник времен короля-солнце. Почти забытый всеми в XX веке во время написания романа он был еще вполне на слуху у образованной публики. И Фонвизин с Бурдалу сравнивал «преосвященных наших митрополитов», и Крылов ворчал, что, дескать, от всех проповедей Бурдаловых добра была меньше, чем от «Мизантропа» Мольера, и Лесков его припоминал примерно в те же годы (в «На ножах» писал, что странно ожидать от попа без гроша и книжки красноречия Бурдалу).

Вспоминает Бурдалу дважды и Достоевский — конечно, в «Идиоте».

Первый раз самого мыслителя, а второй раз — его же, но иносказательно: «Послушайте, князь, я остался здесь со вчерашнего вечера, во-первых из особенного уважения к французскому архиепископу Бурдалу (у Лебедева до трех часов откупоривали)…».

Это очевидная игра слов, и речь идет о вине. При этом тождество даже тройное: Бурдалу = бурда = бордо.

Еще раньше в XIX веке «бурда» (в значении какой-то мути) ассоциативно смешалась с названием одного из французских винных регионов — Bordeaux. Например, у Булгарина: «Трудно представить себе, какую бурду продают за бургонское, лафит, марго и т. п.!» Или у Гоголя в «Мертвых душах»: «Бордо называет просто бурдашкой. Принеси, брат, говорит, бурдашки!»

Собственно до Достоевского слово бурда употреблялось исключительно в контексте сомнительного алкоголя. И Федор Михайлович был первым, кто стал использовать это слово в переносном значении. В «Записках из подполья» у него — «роковая бурда …из сомнений, волнений и плевков». В «Преступлении и наказании»: «Говори бурду, какую хочешь». В уже упомянутом «Идиоте» — «душевная и сердечная бурда»

Бурда в столь возвышенном, непитейном смысле после этого встречается лишь у двоих.

У Пастернака:

Все живое беззаконье,
Вся душевная бурда
Из зачатий и агоний
В снеге, слякоти и звоне
Перед ним, как на ладони,
Ныне так же, как тогда.

И у Сирина (Набокова) в «Приглашении на казнь»: «Что ж, пей эту бурду надежды, мутную, сладкую жижу».

Но от высокого вернемся к низкому. К тургеневскому Бурдалу, который был якобы не от француза, а от бурды. То есть от паленого алкоголя, бормотухи, от мути. Что ж, вполне может быть, что он был такой мутный человек и нес муть.

Но есть и еще одно значение слова «бурдалю» (тройное тождество вот-вот и четверится), о котором мы пока еще не сказали. Это аристократическое переносное судно для дамского мочеиспускания.

По народной этимологии, название этого ночного горшка происходит от того самого проповедника, который так долго читал свои морали, что французским дамам приходилось под своими дорогими платьями прятать не менее дорогие утки. Но иностранные справочники, к сожалению, говорят, что скорее всего, это лишь легенда.

Но, так или иначе, бурдалю были во времена Тургенева у самых богатым дам в губернии точно. Так что, возможно, его шутка про губернатора имеет еще одно, кхм, сортирное измерение — кроме тех, что он разъяснил сам в тексте. Открыть/Комментировать

2021-05-02 09:51:11 Открыть/Комментировать

2021-05-02 09:50:16 Иван Тургенев всю жизнь боялся 1881 года. Сам он родился в 1818 году и суеверно полагал, что анаграмма не предвещает ему ничего хорошего (ошибся он в итоге на два года).

Год и правда складывался так себе. Сперва убили царя. Потом новый царь издал свой «ананасный» манифест (так его прозвали в народе за слова «а на Нас возложить…»), где недвусмысленно обещал, что будет хуже: «Мы призываем … к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, — к утверждению веры и нравственности, — к доброму воспитанию детей, — к истреблению неправды и хищения».

Победоносцев собирал монарху фидбек: «В среде здешнего чиновничества манифест встречен унынием и каким-то раздражением: не мог и я ожидать такого безумного ослепления. Зато все здравые и простые люди несказанно радуются».

А Тургенев гулял по предместьям Парижа и держал в руке свежую книжку со своим именем. Было все же что-то и хорошее в 1881 году.

Это был первый сборник рассказов молодого и модного писателя Ги де Мопассана — Maison Tellier («Заведение Телье»). За год до у него уже вышла нашумевшая новелла «Пышка» — об унижении французского народе в войне.

Так вот книжка его вышла с посвящением: «À Ivan Tourgueniev, hommage d'une affection et d'une grande admiration» (Ивану Тургеневу, в знак глубокой признательности и величайшего восхищения).

Тургенев, разумеется, носился с этим сборником и дарил его всем друзьям. В июне он приехал на репрессивную родину — на пушкинский праздник, где студенты его не отменяли, как в шестидесятых и семидесятых, а даже ему устроили овацию (опять же, не такой и плохой год). А в августе он заехал в Ясную Поляну на пару дней и подарил эту же книжку Толстому, с которым они только недавно возобновили общение.

Сам Толстой потом вспоминал так:

Кажется, в 1881 году Тургенев, в бытность свою у меня, достал из своего чемодана французскую книжечку под заглавием «Maison Tellier» и дал мне.

«Прочтите как-нибудь»,— сказал он как будто небрежно, точно так же, как он за год перед этим дал мне книжку «Русского богатства», в которой была статья начинающего Гаршина. Очевидно, как и по отношению к Гаршину, так и теперь он боялся в ту или другую сторону повлиять на меня и хотел знать ничем не подготовленное мое мнение.

«Это молодой французский писатель,— сказал он,— посмотрите, недурно; он вас знает и очень ценит»,— прибавил он, как бы желая задобрить меня».

Сам же Мопассан, пока растроганный Тургенев гастролировал с его сборником летом того же 1881 года написал кавер на «Муму» — рассказ назывался Histoire d'un chien («История собаки»). Герасим стал кучером Франсуа, а действие переместило в пригород Парижа.

Впрочем, автор был недоволен своим кавером. В 1883 году (когда цифры действительно сложились неудачно для Тургенева: он был в предсмертной агонии) Мопассан переписал этот рассказ и назвал его теперь Mademoiselle Cocotte («Мадмуазель Кокотка») — так звали несчастную собаку. Теперь кучер Франсуа сходил с ума.

Но и этой версией, кажется, Мопассан был не очень доволен: после этого он оставил попытки рерайтить Тургенева.

А вот Толстой, напротив, в следующем десятилетии стал переводить рассказ Мопассана «В порту», да так увлекся, что написал собственный рассказ по мотивам оригинала — «Франсуазу».

Правда, циркуляром №3013 от 1895 года рассказ этот запретили печатать в любом виде. Потому что со времен ананасного манифеста становилось хуже целых 24 года. А потом случилась революция. А потом еще одна. Открыть/Комментировать

2021-04-22 23:26:28 В романе Набокова «Камера обскура» спрятаны имена двух великих лепидоптеристов (так называют энтомологов, которые изучают бабочек). (1) Главный герой, берлинский искусствовед Бруно Кречмар, представляется Шиффермюллером, когда не хочет называть свое настоящее… Открыть/Комментировать

2021-04-22 23:24:45 В романе Набокова «Камера обскура» спрятаны имена двух великих лепидоптеристов (так называют энтомологов, которые изучают бабочек).

(1) Главный герой, берлинский искусствовед Бруно Кречмар, представляется Шиффермюллером, когда не хочет называть свое настоящее имя. Иоганн Игнац Шиффермюллер — известнейший австрийский исследователь и систематизатор бабочек XVIII века.

(2) Доктор Ламперт заимствовал имя немецкого биолога Курта Ламперта (умер в 1918 году). Ламперт был наиболее известен как автор обширного «Атласа бабочек и гусениц Европы и отчасти русско-азиатских владений». В России атлас вышел в 1913 году, и, конечно, у Набокова был.

Но это еще не все.

Имя самого главного героя, Бруно Кречмара, тоже связано с бабочками. И, кстати, тоже с детством Набокова.

В автобиографической книге «Память, говори» он вспоминает, как десятилетним мальчиком он думал, что открыл новый вид бабочек (это была уже вторая попытка):

…В то лето я усердствовал в ловитве при лунном свете, расстилая на парковой поляне простынь поверх травы и разгневанных светляков, и освещая ее ацетиленовой лампой (которой предстояло, шесть лет спустя, обливать своим светом Тамару). На сияющую арену слетались из окружавшей меня плотной тьмы ночницы, и именно там, на этой волшебной простыне я взял прекрасную Plusia (ныне Phylometra), отличавшуюся, как я сразу увидел, от своих ближайших сородичей сиренево-бордовыми (взамен золотисто-бурых) передними крыльями и более узкими прикорневыми пятнами – ни в одной из моих книг ничего похожего изображено не было. Я послал описание и рисунок Ричарду Сауту для публикации в The Entomologist. Бабочка оказалось неведомой и ему, однако он был настолько добр, что сверился с коллекцией Британского музея – и выяснил, что она давным-давно описана Кречмаром как Plusia excelsa. Я принял печальную новость, выраженную в самых сочувственных словах («…следует поблагодарить за находку ... весьма редкой волжской бабочки ... превосходное изображение..») с невиданным стоицизмом; впрочем, много лет спустя я сквитался с первооткрывателем моей ночницы, отдав его имя слепцу в одном из романов.

Бабочка эта сейчас называется «Металловидка замечательная». В справочниках она обозначается так: Autographa excelsa (Kretschmar, 1862).

Именно в 1862 году немецкий торговец табаков и лепидоптерист-любитель К.Кречмар опубликовал статью о новой бабочке. Забавно, что образец, который он использовал был из-под Петербурга. То есть ровно оттуда же, где его через 50 лет найдет мальчик Набоков (рядом с их имением в Выре и Рождествено).

Осталось выяснить, почему же Кречмар — Бруно. Тут все просто: наш энтомолог-табакоторговец жил в Берлине по адресу Brunnenstraße 129.

И, кстати, про берлинские улицы.

Когда Набоков сам перевел «Камеру обскуру» на английский («Смех в темноте»). Бруно Кречмар превратился в Альберта Альбинуса. Это полное имя владельца автослесарной мастерской с Несторштрассе, по соседству с которой жили Набоковы до 1937 года. Учитывая контекст, боюсь даже представить, чем герр Альбинус насолил Набокову.

P.S. В текст никуда это не влезает, но не могу не поделиться. Распространенная немецкая фамилия Кречмар изначально является славянской Krčmár, то есть «корчмарь» Открыть/Комментировать

2021-04-20 08:25:30 Это Собор Спаса Преображения на Бору во дворе московского Кремля. Его построили при Иване Калите в 1330 году. Он пострадал сильно при нашествии Тохтамыша, но был отстроен. Про него писал Бунин в «Чистом понедельнике», что есть «что-то киргизское» в кремлевских стенах и церквах. В 1933 году этот собор, старейшая каменная постройка в Москве, был снесен по личному приказу Сталина Открыть/Комментировать

2021-04-19 08:23:07 «Тетка меня все балует ― для моего рождения прислала мне корзину с дынями, с земляникой, клубникой ― так что боюсь поносом встретить 36-ой год бурной моей жизни».

[А. С. Пушкин. Письмо Н. Н. Пушкиной (1834.05.26)] Открыть/Комментировать

2021-04-17 18:54:31 Был такой дореволюционный писатель Петр Дмитриевич Боборыкин. Он написал невероятно много романов и повестей, которые вы скорее всего не прочитаете. С годами Петр Дмитриевич превратился в «старого господина в черной мурмолке», как описывает его Набоков в «Подвиге», видимо, крайне озабоченного своей литературной славой. У Чехова есть на этот счет язвительное наблюдение в записной книжке: «Боборыкин серьезно говорит, что он русский Мопассан».

В начале XX века Боборыкин написал книгу воспоминаний, где довольно неловко расписывает свой вклад в русскую словесность. Например, так: «Около сорока лет назад, в 1866 году, в одном из своих критических этюдов я пустил в обращение в русский литературный язык слово ‘интеллигенция’ придав ему то значение какое оно из остальных европейских литератур или пресс приобрело только у немцев».

И знаете, что? Сработало! Про Мопассана не сработало. Про славу не сработало. Памятников Боборыкину не поставили и улицы в его честь не назвали. А вот это утверждение, что именно ему обязаны словом «интеллигенция», стало общим местом. И речь не только не про занимательные копипасты на Яндекс.Дзене. В это, например, поверил Ходасевич, который в статье про футуристов повторил эту мысль как очевидную: «Боборыкин [ввел] в русский язык колоссальное число неологизмом, порою очень удачных (хотя бы слово интеллигенция)».

Но есть одна, кхм, маленькая проблема. Это тупо не правда.

В 1866 году у Боборыкина действительно вышла рецензия, где было такое слово: «Постановки театра Шатле больше, чем постановки других театров, нравятся массе без различия интеллигенции и общественного положения».

Несложно заметить, что речь об умственных способностях, не о общественной страте.

Да, у Боборыкина в следующие годы появляется и интеллигенция-страта (обратите внимание на его брюзжание):

— …теперь неглупая женщина не может по-русски двух слов сказать, чтобы не вставить принципа, организма и интеллигенции (1868)
— Слышу слова: Париж, Гейдельберг, фамилии чьи-то и, разумеется, интеллигенция и инициатива (1868)
— Я не привыкла говорить с людьми… интеллигенции, как выражается Елена (1875).

Но не только у него.

В первом томе «Войны и мира» Пьер Безухов на вечере у Анны Павловны «знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза». Интересно, кстати, что в журнальной версии (1865) «интеллигенции» не было, а в книжную версию (1868) Толстой ее уже вписал.

У Лескова в первой части «Соборян» (1867): «В Старом Городе … была своя интеллигенция, даже было несколько сортов этой интеллигенции».

У Достоевского в «Дневнике писателя»: «Когда-то, 50 лет назад, субъектами политических преступлений в России были люди, выходившие из среды высшего, интеллигентного общества (декабристы); в годах тип русского политического преступника значительно стал мельче («петрашевцы»); в начале 60 годов он уже измельчал до так называемого мыслящего пролетариата («чернышевцы»); в начале 70 годов он пал до неразвитых, школьных недоучек и низкопробных нигилистов («нечаевцы»)».

Помимо очевидно интересного места про петрашевцев обратите внимание на знак равенства между интеллигенции и высшим обществом. Собственно у Толстого выше было то же самое.

Или, например, у Фета в 1863 году (как тебе такое, Боборыкин?): «Это не дает права высшей правительственной или частной интеллигенции сидеть сложа руки».

И мы можем пойти дальше Фета.

1836 год. Дневник Жуковского. Василия Андреевича. Тот рефлексирует: он видел ужасный пожар у Адмиралтейства, погибли люди, много простых людей, а на вечеринку по соседству продолжали прибывать «кареты, все наполненные лучшим петербургским дворянством, тем, которое у нас представляет русскую европейскую интеллигенцию».

Боборыкин смог провести Ходасевича. Смог провести вообще всех. Но теперь вы знаете правду, потому что правда побеждает все. Открыть/Комментировать

2021-04-10 16:02:20 Слово «пистолет» в русском языке, понятно, из французского. А вот версий, откуда во французском слово pistolet две:

1) из чешского;
2) из итальянского.

Вторая версия (на названию города Пистоя в Тоскане и соответственно, топонимическому прилагательному pistolese) сейчас не вполне подтверждается источниками, а вот первая, напротив, доминирует.

Речь о том, что французы через немцев заимствовали чешское слово píšťala/пиштяла, аналогичное русскому слову «пищаль» (общеславянский предок известен с XI века и вообще означал дудочку). Именно чехи во время гуситских войн в XV веке массово начали использовать такое переносное артиллерийское орудие и по сути популяризировали и оружие, и слово (ну как «ксерокс» или «памперсы»).

Если это действительно так, то выходит, что мы используем слово славянского происхождения как галлицизм. Пищаль и пистолет. Так близко и так далеко. Удивительно, конечно Открыть/Комментировать