“Козленок в молоке”, Юрий Поляков На прошлой неделе я ехала | Books in my hands
“Козленок в молоке”, Юрий Поляков
На прошлой неделе я ехала в поезде и почитывала этот прекрасный разухабистый роман о литературных мистификациях в раннеперестроечный период.
Русский постмодернизм существует (ну вдруг кто-то сомневался), и это как раз он. О книге в каком-то из старых эпизодов нашего подкаста рассказывала Аня, и с тех пор я держала его в голове, пока книжка не попалась мне на глаза в re:books за целых 150 рублей. Идеально.
Так вот, это явно роман с ключом, но так как я (мягко скажем) не знаток русской литературы 20го века, у меня не было шансов подобрать ключ, разве что, кажется, узнала Евтушенко из-за очень похожей фамилии героя, призванного его изображать. Тем не менее, роман пронесся на одном дыхании, ведь злопыхательства о коллегах-литераторах, мне кажется, выходят у писателей лучше всего (вспомните “Шелкопряда” Роулинг, например).
Итак, завязка: два деятеля литературы поспорили, что один из них возьмет первого встречного и сделает из него знаменитого писателя, причем этот встречный не напишет ни строчки. Волей судьбы первым встречным оказывается уволенный со стройки чальщик Витек, а дальше прошу не читать тех, кто боится спойлеров - хотя я как раз из-за полностью проспойлеренного сюжета и захотела роман прочитать, так что, пожалуй, читайте.
Поэт-спорщик перепридумывает Витька, создает ему странновато-эклектичный лучок, учит его 12 фразам, которые подсказывает ему на пальцах (современная Элайза Дулиттл в теле мускулистого строителя), вместо рукописи рассовывает по папкам пачки чистой бумаги, развивает вокруг фигуры новоиспеченного гения бурную деятельность во всевозможных инстанциях и среди всевозможных фигур влияния. И вот, вся страна видит рождение величия Витька, когда он дает интервью в прямом эфире телевидения, но тут кое-что идет не так…
В книге есть всё! И международная литературная премия, и диссидентство, и рождение нового литературного направления, и конечно же, низвержение власть имущих, непредсказуемое перераспределение власти и прочие постсоветские прелести. Этот приключенческий литературный движ, разумеется, выписан с типичной для девяностых сатирой: оголтелой, разухабистой, неуемной, без намека на уважение к чему бы то ни было, не оставляющей камня на камне в стройном литературном процессе и привычном жизненном укладе.
