Упорно навязываемая левыми либералами формула Теодора Адорно “ | bookakke

Упорно навязываемая левыми либералами формула Теодора Адорно “После Освенцима поэзия невозможна” с каждым повторением звучит всё глупее. Такие фразы хороши на один раз - они производят обманчивое впечатление своей высокопарной точностью. Но стоит только вдуматься, и обнаружишь всего лишь субъективное мнение, которое группа морализаторов переврала и превратила в назидательный укор. Неправильно переживаете? Тогда мы идём к вам!
Чуть что случается, все сразу хватаются за культуру и волокут её под нож - приносить в жертву приличествующей случаю скорби. Потому что культура - это же развлечение. А развлечения во время войны недопустимы, если у вас есть совесть. Наденьте, пожалуйста, чёрное и думате только по делу. Даже странно, что никто ещё не высказался в том же ключе про секс.
Это очень ограниченный взгляд на войну, откуда-то из детства, когда война воспринимается как нечто тотальное, всепроникающее, отменяющее саму жизнь. Вместе с её утехами и суетой. И такой же ограниченный взгляд на культуру, в которой искусство и развлечения занимают далеко не главенствующее место. Когда говорят о постановке культуры на паузу, мне хочется предложить этим людям отказаться на время войны от ношения одежды, чистки зубов и подтирания задницы - это ж тоже культура.
Так вот, пережив мартовское оцепенение и “культурную” абстиненцию, я набросилась на книги. Столько, сколько я читаю сейчас, я не читала давно. Взахлёб, запоем, не успевая заканчивать одну книгу, принимаюсь за другую, и по усам моим стекает. Кто-то убежал в книги прочь от реальности и тревоги - искать успокоительный порядок в детективах и утешение в любовных романах.
А для меня литература всегда была проводником в реальность, и я всегда бегу навстречу тревоге, потому что мне для утешения нужна определённость, а не глубокий сон. Я нахожу утешение в опыте других людей, в самом факте цикла повторений невзгод, у которых есть не только начало, но и конец. В парадоксальном сочетании стихийности и закономерности происходящего. Поэтому я читаю Ремарка, Стругацких, Зыгаря, “Мобилизованную нацию” и исследования о фашизме и советском эксперименте. И собираюсь пройтись по Солженицину и Гроссману. Всё то, что из мрачной хроники прошлого превратилось в пособие по выживанию в настоящем и будущем. И я даже рада, что многое из этого никогда не читала прежде - ложка как нельзя кстати пришлась к обеду.