Мужская харизма и мелитопольские абрикосы. Часть 1 Борис Ефим | Больница в моей голове

Мужская харизма и мелитопольские абрикосы.
Часть 1

Борис Ефимович второй месяц на ИВЛ, медикаментозная кома.
А всего-то грыжу на животе оперировали. Ну как сказать «всего-то». Грыжа была огромной, живот перекошен вправо, кожа истончена, почти сразу под кожей кишки бурлят, сама эта часть живота бледно-синюшная с расширенными венами. Протезирующую сетку и собственные ткани натягивали и вшивали каким-то новым способом лучшие хирурги. Животик получился загляденье. А пациент – в коме.
А не хотели хирурги эту операцию делать. Вот совсем не хотели, хоть дерись. Борис Ефимович готов был драться. И унижаться, и, пользуясь незаурядным обаянием и риторическим талантом, убеждать. Сам будучи большим начальством, через больничное большое начальство и даже общегородское, еще большее, над больничным, административно поддушивать.
Хирурги упирались, потому что дефект был чисто косметическим. Не угрожал здоровью, ни ущемления, ни каких других осложнений не предвиделось. С другой стороны, оперировать большую масштабную грыжу, технически сложную, хорошему хирургу – в удовольствие. Но не в этом случае. Потому что у Бориса Ефимовича, помимо грыжи, каких только болезней не было. Легкие с суженными бронхами и раздутыми альвеолами едва дышали. Заслуженное, трехинфарктное сердце, испещренное стентами изнутри и поддерживаемое шунтами снаружи, едва выполняло функцию. В почках жили камни и пестовали инфекцию, совместно с диабетом, им удалось работу почек скомпрометировать донельзя. Много было еще по мелочи, всего не упомнить.
Борис Ефимович был далеко не глуп, риски оценивал трезво, допускал, что операция станет последним приключением в его жизни, но от этой затеи не отказывался.
- Вы понимаете, доктор. Очень уж я девушек люблю. А как им с таким косопузым пузырем покажешься? Я ни копейки никогда за любовь не платил и не собираюсь! Подарки, там, рестораны, даже квартиры покупал, было, но это по любви, начала она меня должна таким, без мерседесов и квартир полюбить, за ум, благородство и мужскую харизму. А пузо синее всю харизму портит.
- Борис Ефимович, понимаю вас, но риск, что все пойдет не по плану, столь огромен, что анестезиологи сами удушье испытывать начинают при чтении вашей истории болезни.
- Доктор. Вот мне 65 лет. Жена умерла, дети выросли. Какие у меня радости остались? Работа? Я построил огромное предприятие, теперь там совет директоров и умные мальчики из Гарварда, раз в месяц им покажу, что они ничего не понимают в строительном деле, и пусть дальше работают, работают на самом деле хорошо, раз в месяц их на землю опускать достаточно. Остается мне всего одна забава. Нет, две. Девушки и мелитопольские абрикосы. Ой, доктор. Я в Мелитополе родился. Яблоки и абрикосы из колхозного сада воровал. Детство было голодное, послевоенное. Это вашему поколению повезло ни войны не видеть ни ее последствий. А у меня чуть не вся деревня кто на фронте, а кто просто, по национальному на месте убивали. Каждый день Богу молюсь, что милует нас и не повториться больше такого. Так вот, яблочки, груши и абрикосы мелитопольские – самое вкусное что есть на свете. Позволяю себе, хоть и диабет. Вот сегодня утром только два ведерка привези, возьмите ведерко, доктор, убедитесь, что Мелитополь мой – рай на земле, иначе не скажешь. Вот фрукты мелитопольские и девушки. Только две слабости у меня. У вас и то, наверное, больше, делайте, что хотите, но давайте разрешение на операцию.
Абрикосы были действительно ни с чем не сравнимы. А разрешение уже от меня мало зависело, верховное медицинское начальство все извелось, измучилось, ночами не спало, но операцию разрешило, ибо самому ему деваться от своего начальства уже некуда было. Опеацию сделал, а дальше, как карточный домик, все посыпалось. Самостоятельного дыхания нет. Сердце останавливалось, заводили, почки выключались, диализный аппарат вместо них работал. Потом пневмония, сепсис, паралич кишечника. Одно только наладят – другое отваливается. Только успевай поворачиваться.