Новомодный датский роман победил меня сценой самокастрации пер | Толще твиттера

Новомодный датский роман победил меня сценой самокастрации перочинным ножом. Надо сказать, что я нежно люблю датскую литературу в частности, и скандинавскую в общем, и эта безучастная фиксация насилия, равно как и всего неприглядного, мерзкого и кишечно-полостного – важная часть литературной традиции, переосмысленный скандинавами поздний чахоточный романтизм, когда любовь в их текстах всенепременно вытекала вместе с кровью.
Например, у классика датской литературы Германа Банга есть небольшая повесть «Тине», об обреченной любви с подрамником из войны, и там отчетливо видны истоки того, как любому важному чувству сопутствует тьма, которая в какой-то момент берет верх. («Тине», кстати, очень рекомендую прочесть, Банг был невыносимо хорошим писателем.) Но в современной литературе нарочитый крен в сторону тьмы сработал пока что – если говорить об экспорте этой самой литературы – только со скандинавским нуаром, пока требуха была свеженькой и дымилась ее еще можно было потреблять на фоне всеобщего оглянцевления зримого мира. Теперь же, когда сам мир вдруг поддал всем нуару, отчего-то совсем невмоготу читать про отпиливание пиписьки и неумолимый инцест на десятой странице, не потому что это как-то шокирует, а потому что это как-то.