Во времена позднего российского глянца, когда он уже умирал, н | Толще твиттера

Во времена позднего российского глянца, когда он уже умирал, но это еще нельзя было понять по запаху, он как за дефибриллятор держался за формат и структуру, выдуманную там, на западе, в Изумрудном городе, где, как известно, трава зеленее. Согласно формату, никакой глянцевый лонгрид не мог обойтись без двух вещей – без зачина в духе: «Мы встречаемся в лобби отеля «Эксельсиор», и на (имя героини) - футболка от Кельвина Кляйна, туфли-лодочки от Маноло, нос - от такого-то пластического хирурга, ноги – собственность модели», когда нужно было поговорить со звездой о прописных истинах, согласованных ее публицистом, и без прилагательных, если вдруг кому-то заказывали колонку.

Во всех остальных местах прилагательные нещадно резали, потому что когда в бокс с двумястами знаков надо впихнуть редакционную поддержку, цену, полное название бренда и какой-то смысл, то прилагательные моментально становились вполне себе отлагательными.

Их всех, как на совочек, сметали в колонку.

Там, обезумев от разворотных просторов (пусть даже и с картинкой на треть), они выносили себя из красной книги в красный угол. Было в этом что-то жизнеутверждающее, что-то бравурное, такой палисадничек с мальвами посреди утилитарного урбанизма. И, в общем, даже в этом была какая-то логика, какая-то завершенность, пусть вас и везут в катафалке по городу, но, как пел Вертинский, платье было надето, фиалки цвели. Check.

Почему я все это вспомнила? Потому что прочла книгу Дианы Акерман A Natural History of the Senses – и это такой вот палисадничек с мальвами, разросшийся от разворота до четырехсот страниц непрерывной, надсадной красоты. Вся книга – это набор некоторых энциклопедических сведений, донельзя украшенный рассказами Акерман о том, как она проводила время в Антарктике, в амазонских лесах, на Бермудах, в дорогой квартире, и рассказы эти невыносимо напоминают отбивки за пресс-туры, только уходящие в закат без согласования с рекламодателями.

Разумеется, книгу несколько извиняет то, что написана она была в девяностом году, когда формат еще не был лухари-дефибриллятором, а был свеж, молод и не верил ни в какое другое будущее, кроме глянцевого, но из 2021 это читается не просто дико. Это читается, увы, как некролог.