«Я надеюсь, что когда государства станут разоружаться, деньги, | Бессмертный пол
«Я надеюсь, что когда государства станут разоружаться, деньги, которые тратятся на военные цели, пойдут в фонд оздоровления человечества.»
Из выступления на пленуме Комитета советских женщин Зинаилы Виссарионовны Ермольевой, той самой ученой, которая впервые синтезировала пеницилин в СССР в 1942 году, которая провела полгода в осажденном Сталинграде и знала, что такое настоящая война, а не фантазировала, как нынешние российские политики, развязавышие уже не первую кровавую войну, и знала, сколько средств требуется на развитие медицины.
Говорила она это в подходящий исторический момент, как она отметила: «Недавно в печати было опубликовано Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о дальнейшем улучшении медицинского обслуживания и охраны здоровья населения. Это постановление было опубликовано вслед за решением Верховного Совета СССР об одностороннем снижении численности вооруженных сил /миллион 200 тыс.человек/ и в этом заложен глубочайший смысл. Средства раньше уходившие на вооружение пойдут для охраны здоровья советского человека.»
Война имеет очень долгий след и требует большой работы по демилитаризации — и политики, и экономики, и в том числе сознания. И это одна из больших проблем, которая досталась нам в наследство: милитаризм на уровне риторики и коммеморации ВОВ.
Но это выступление Зинаиды Виссарионовна напоминание нам о разнице между памятью, что такое Великая Отечественная война, и теми, для кого она — имперская идеологема.
Десять лет назад я писала диплом о репрезентации памяти о Великой Отечественной войне на российском экране — и уже давно было понятно, что это один из самых токсичных и опасных мифов современной России.
Опасность его заключалась не только в том, что он построен на замалчивании военного насилия, в том числе со стороны советской армии, и отрицании любого разговора о травме апелляцией к Победе, и разухабистом милитаризме, но и в его парадоксальной конструкции. Он настаивает на том, что «это наша война» на уровне языка и практик коммеморации, но все больше отдаляется от переживания содержания этого утверждения с утратой «живой» памяти о событиях. В кино это выражалось в фантастических элементах сюжета, в попытках сделать изображение гиперреалистичным за счет эффектов и материальности — если собирательно, то значительная часть поддержанных государством российских фильмов о ВОВ в нулевые — это кровавый шутер по музею Брестской крепости с вылетающими из-за угла наци-зомби, убивать которых надо с помощью калаша или иконы. Оказалось, что видео-стимуляций недостаточны для разрешения этого парадокса.
Но это не наша война, и никогда ей не была, нет войне. Да независимости Украины.
