2021-09-02 10:32:01
Музыка без слов вошла в мою жизнь лет в шесть. Набирали в музыкальную школу из детского сада. Еще восемь лет, почти каждый день, в любое время года я садилась за инструмент. суббота, одиннадцать утра было самым ненавистным временем лет до четырнадцати. Бабушка сказала, что больше не будет со мной разговаривать, если я брошу музыкалку - любовь к ней пересилила ненависть к инструменту.
Школа закончилась. Первые два года я клала на него вещи, книги и прятала в нем сигареты. Игра на фортепиано была мне отвратительна, как, например, сырой лук.
Но я влюбилась, а подростковая влюбленность не терпит внутренних протестов, она создает дополнительные. Кого-то же надо любить, куда-то спускать неуемную энергию. Не математику же любить с такой силой, да и даже не литературу. Адресат сам такого не испытывает, к нему это все не отнести.
Поэтому я убрала вещи с пюпитра и снова начала играть. Инструмент оказался отзывчив, а адресат нет. В юности возлюбленные это на груда манекенов - все похожи друг на друга, пластмассовые, полые внутри. Не потому что плохие, а потому что не могут к тебе ничего испытывать — ни они тебя толком не знают, ни ты их.
Бабушка аплодировала мне с кухни. Пальцы не слушались. Бабушка взяла курс на любовь и продолжила мне аплодировать. Воображаемое яблоко, которое учили держать в кисти еще в первом классе постоянно падало на пол и укатывалось в конец комнаты. Инструмент начал отвечать мне взаимностью, но стал расстраиваться и посипывать. Я выучила пару вещей, уехала из Москвы. На пюпитр вещи стала класть моя мама, а позже избавилась от него вовсе.
Моя энергия находила новых адресатов, потом еще одного, и еще — можно попытаться вспомнить их имена, но лица вряд ли получится. Я играла три листа Atlantique Nord по памяти, везде где находила инструмент: в кустах, на рейвах, в студенческих общежитиях, и даже на вокзале в Амстердаме.
В пятницу мы с Полиной отправились на Ванзее вместо Остзее, откорректировав восприятие. Atlantique Nord вынырнул из наушников и отправил нас представлять счастливую старость в прекрасном настоящем.
Классическая музыка открылась для меня заново, как классическая литература. До Малера, как до Обломова, нужно дорасти. Я впервые занялась любовью под оперу — но это не моя заслуга, мне просто не повезло влюбиться в интеллектуала. Все эпизоды берлинской срани преобразились под Гайдна и Чайковского. Когда поехали с В. кататься на лодке в Штраусберг, я поставила “На голубом Дунае”, и он говорит: “сделай потише, это же бранденбуржцы, они может быть классику впервые слышат”.
Вчера в моей жизни снова появился инструмент. Я сидела перед ним, попыталась вспомнить что-то вслепую, и захотелось плакать от счастья. От того, как хорошо было к нему вернуться, и попробовать что-то новое. Бабушка не ошиблась. Выбрала правильный курс на любовь.
Чувствую как неуемная энергия приливает к скулам, и отвечаю ей: “ну ты погоди, это без адресата пока.”
До востребования.
976 views07:32