2021-04-29 14:57:14
Публикуем конспект дискуссии «Звуковые карты и маршруты», посвященной проблеме репрезентации в контексте аудиального опыта. В дискуссии приняли участие
Вита Зеленская,
Никита Сафонов,
Василиса Филатова и
Марк Симон. Василиса Филатова, обратившись к своему опыту путешествия, предложила
представить карту и маршрут либо как ассистентов, либо как некие субституты путешествия. Их появление очень ярко обнаруживает проблему градуса:
откуда и куда мы будем обращать внимание во время своих передвижений? Если мы руководствуемся какой-то логикой в принятии решений куда пойти и что заметить,
будет ли автором нашего путешествия тот человек, который придумал эту логику? Есть ли хоть какой-нибудь шанс перемещаться в случайном направлении, если у нас в руках карта, а то и навигатор?
Тут появляется вопрос:
является ли пространство чем-то воспроизводимым? Предположим, например, что пространство воспроизводимо через звук. Но если мы будем воспроизводить пространство через звук, то остается проблема слоистости этого вопроизведенного опыта, расслоение его на разные модальности.
Постоянно возникает трепетание – соответствие или несоответствие этих репрезентаций, изведенных в разных модальностях, друг другу. Там есть: аудиальное, визуальное, фактурное, тактильное, проксимическое и многое-многое другое, они как будто бы созданы отдельно, а потом собраны вместе, а мы пытаемся ими жонглировать или что-то найти между. Но,
так или иначе, имеем дело с этой слоистостью.
Здесь я хочу предложить ряд метафор:
метафору звукового слоя, слепка, среза, следа и отпечатка, того или иного пространства. Если потакать этим метафорам в попытке что-то сделать, какую-то репрезентацию, то может скрыться очень интересная сложная и фрактальная цепочка наблюдателей за всеми этими слоями.
Например, слушая то, что я записываю, пока я записываю, я немножко наблюдаю за той собой, которая будет потом слушать эту запись. А слушая запись, я наблюдаю и за записью и за тем, что осталось от меня записывающей и за многим другим, что, в свою очередь, тоже оказывается наблюдающим.
Марк Симон заметил, что
исследовательская оптика, которая складывается на Западе, когда речь идет о музыке и миграции, не может многое схватить. В ней часто встречается пара
глобальное и
локальное, или третий термин –
локализация. Но это не очень убедительно, поскольку это
бесконечная реификация геометрического пространства. Австралийские исследователи, Джон Коннол и Крис Гибсон, занимающиеся human geography, предлагают другую пару –
fixity и
fluidity, то есть
фиксированность и
флюидность. Это важно в разговоре о миграции,
поскольку музыка всегда мигрировала и, соответственно, в условиях когда люди перемещаются, все время образуются некоторые новые формы.
Главный парадокс, который я обнаружил в России, состоит том, что люди, которые мигрируют, их культурные формы или то, как они говорят об этих культурных формах, приобретают еще большую фиксированность, чем, как мне кажется, существует у них на родине. Например, Алан Ломакс рассчертил американскую карту, выделив семейства фольклорных песен. На карте Северной Америки у него было канадское семейство, а на Севере США, апалачи, черном Юге, Западе – испанское семейство. Тут любопытно то, что сам способ этой записи и способ исследования, при помощи которого он изучал эти фольклорные традиции, поспособствовал тому, что из живой практики они превратились в товар: возникла определенная инфраструктура распространения этих записей, стал возможным
folk revival. Люди, которые это слушали в Калифорнии, например, в 20е-30е годы, благодаря сплаву из всех этих записей, по сути дела изобрели фолк и кантри.
223 views11:57
А
