В пешеходной и очень людной части города, которая называется Л | Ваш Александр Добровинский
В пешеходной и очень людной части города, которая называется Литтл Итали, на углу двух улиц, можно организовать классный бизнес. На картонных коробках в виде стола Ленчик будет гонять три карты, одну красную и две черных. Задача найти фраеров, которые будут ставить на месторасположение красной и проигрывать. Толпу создают Боря с пацанами. Еще четверо на шухере.
— Сколько будет приносить ваш бизнес? — спросил через меня Джованни.
Тему подхватил юркий Ленчик.
— В будние дни, чтоб их мама всю жизнь работала на стройке коммунизма, мы думаем, по штуке. А в шаббат, ой, звиняюсь, в пятницу и субботу по трехе с бурят можно сфукнуть... На всех... — как-то застенчиво закончил речь оратор.
Я в пятый раз повторил, что я студент и только перевожу. И что обычно, когда перевожу, я сразу всё навсегда забываю. Потом перевел предложение Ленчика и взял себя в руки, чтобы не залезть от страха под стол.
— И что вы предлагаете? — неожиданно спросила Розелла.
— Фифти-фифти!!! — подскочил на стуле полиглот Леня. — Наше все — ваша крыша. На «бене мунус». В смысле, по-честному. Фигачь, Санек, с идиша!
Джованни улыбнулся и посмотрел на жену. Потом, повернувшись ко мне, сказал:
— Кофе, каро? А теперь переводи. Бизнес известный, но для нас не очень большой. Скузи. Не семейного уровня. Вот завтра в порт приходит контейнер с хорошим товаром из Колумбии. Это другие деньги. А ребята как-то без нас с Розеллой пусть работают. Но будет что посолиднее — приходите. Такси на улице твое? Довези до Пятой дочку садовника...
Я был счастлив исчезнуть и от Джованни, и от таксистов. И чем быстрее, тем спокойней.
На улице меня ждала Клара. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Клару я могу возить, сколько она захочет... И куда захочет. Но лучше — ко мне в студенческую комнатушку. Так и получилось. Правда, далеко не сразу: через четыре часа. Девочки из Сицилии — большие пуритане. А еще через месяц ко мне домой пришел папа Клары и все объяснил. Очень популярно и главное — доходчиво. И про то, что я студент, и про то, что я не католик, и про мое недолгое, но яркое будущее на собственных похоронах. И говорил как-то очень вежливо...
Вечером, слушая мой рассказ, девочка сидела на моем диване в моей майке и плакала. Она была младше меня всего на год, а плакала как ребенок.
Я попытался рассказать ей, что меня по-другому воспитывали на Четырнадцатой станции в Одессе, что мой дед, одесский раввин, пережил погромы и учил меня ничего не бояться. Что мы не расстанемся и что мне не страшно, хотя было страшно.
Мы не расстались.
Через неделю возле дома я увидел двух не очень симпатичных людей. Молодые люди, как мне показалось, без высшего образования пригласили меня в длинную машину. Я опять вспомнил дедушку, но на этот раз другого: «Когда бейцим от страха становятся маленькие, как орешки, с одной стороны, это, конечно, плохо. Но с другой стороны — хорошо. Это значит, что они у человека еще есть и их пока не отрезали!»
Неувядаемый еврейский оптимизм.
В машине сидел Джованни.
— Ты точно не итальянец? — задал мне вопрос падре и добавил: — А похож. Жаль, конечно.
Мне тоже стало очень-очень жаль. Всех. Себя в первую очередь.
— А вообще ты молодец, не испугался. И мы все этому рады. Ты настоящий. Одесса похожа на Сицилию? Папа Клары сказал, что ты можешь просить ее руки. Тебе он ее отдаст. Она тебя любит. Не бойся, я за все заплачу, и за свадьбу, и за твою учебу. Садовник у меня один.
То есть у меня был выбор: гениталии против свадьбы. В отсутствие первого второе не работало. Но по крайней мере я выиграл время...
Месяцев шесть я продержался. Я брал их измором: свадьба только в синагоге и только после окончания учебы. С итальянской стороны против меня выставили венчание в церкви, Кларин темперамент, тарантеллу и граппу.
Через полгода стороны устали. Клару, кажется, познакомили с каким-то Пьетро. Тот думал, что синагога — сорт французского cыра. Зато проблем с венчанием дочери в церкви у садовника не было.
Мой разговор с женихом пошел сразу не туда, куда я хотел.
— Я очень люблю вашу дочь, господин Добровинский. Но она совершенно не хочет выйти за меня замуж.
