Если переход от охоты к выращиванию злаков означал ухудшение п | kungurov

Если переход от охоты к выращиванию злаков означал ухудшение питания, то почему люди вообще отказались от привычного им способа существования? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Но могу предположить следующее: причина в таких иррациональных вещах, как собственность, накопление и эксплуатация. И еще, видимо, дело в трусости. Охота – занятие фартовое, но опасное. У тебя много свободного времени, но, когда мясо кончилось – бери палку и иди убивать мамонта. Мамонт – не кролик, взбрыкнет – поминай, как звали. Поэтому в обществе охотников-мясоедов вследствие высокой смертности мужчин не было ни устойчивой семьи, ни собственности (ибо жизнь – движение), ни понятия «труд».

В момент зарождения земледелие было крайне непродуктивным, но точно более безопасным, хотя требовало больших затрат времени (как следствие – затрат калорий) на возделывание злаков. Однако есть нюанс – если в обществе мясоедов добытчиком являлся лишь молодой сильный мужчина, то возделывать поле мотыгой могла уже и женщина, и дети. Даже старики и инвалиды переставали быть обузой. Хромой охотник – неудачник, но рыхлить землю палкой или перетирать зерна камнем может вообще безногий.

Таким образом возникает понятие «труд» и «эксплуатация». Наверное, первой жертвой эксплуатации стала женщина, которую земледелец выгнал в поле. Ну, и детей со стариками – туда же. Грубо говоря, охотник «работал» час в день – и мог прокормить всю семью. А земледельцу для этого требовалось пять часов труда в день. С точки зрения экономики – пипец, как невыгодно. Но…

Но земледелие позволяло интенсивно расширять кормовую базу, благодаря системному труду, а не зависеть от удачи и милостей природы. Дети земледельца, начинали возделывать новые поля по соседству с родительским, а его внуки отходили еще дальше – так ареал земледельческой культуры разрастался вместе с численностью населения, поскольку земель, пригодных для земледелия было много – изначально это были плодородные поймы рек. Племя охотников принципиально не могло увеличить свою численность, ибо это нарушало баланс в природе.

Земледелие породило оседлое существованию. Оседлость привела к возникновению собственности. У охотников собственности быть не могло. Даже добыча одного – это добыча всего племени. Но вообще-то охота – занятие коллективное, потому, тем более, не могло возникнуть причин для обособления. Накопление так же не было известно первобытным охотникам. Накапливать мясо впрок было невозможно, да и смысла не было. Еда бегает кругом – надо только поймать.

Совсем другое дело с земледельцами. Поскольку источником пищи стал монотонный и тяжелый труд – то появилось понятие «МОЁ». Этот кувшин с зерном мой, потому что я его собрал. И этот кувшин – тоже мой, я его закопал про запас на случай неурожая (вот и первое проявление накопления). Это поле мое, потому что я вложил в него свой труд – расчистил от кустарника и взрыхлил. И посеял я свои зерна прошлогоднего урожая – следовательно и всходы будут тоже моими. Земля моя, на ней стоит мой дом. И да, приватизация самок, появление парной семьи – тоже следствие неолитической революции. Женщина стала собственностью земледельца не потому, что человек имеет какую-то предрасположенность к моногамии (уж чего нет – того нет), а по соображениям экономического, так сказать, характера.

Заставить работать на своем поле ты можешь только СВОЮ женщину. Она станет с тобой жить, потому что кормиться будет из твоего амбара. Ну, или общего – это уже нюансы. Если имущество общее – то, тем более, о каком промискуитете может идти речь: завтра твоя подруга решит сменить полового партнера – это что же, ей половину собранного урожая отдавать что ли? И кто работать будет, если она еще и детей с собой заберет? Так что гораздо логичнее будет закрепостить женщину, лишив ее возможности распоряжаться материальными активами семьи.

Это, конечно, картина очень утрированная. Переход от полигамных отношений в племени охотников-собирателей к патриархальной земледельческой семье был не... https://teletype.in/@a_kungurov/DRXxLDmcmUR