Дорогая Маечка, ты просишь рассказать из своего далека, сидя н | Алешковский | Против войны
Дорогая Маечка, ты просишь рассказать из своего далека, сидя на стипендии Фулбрайта в Америке, куда тебя занесло задолго до, чем пахнет московский воздух, в который тебе придется вскоре окунуться, ведь по условиям контракта тебе уже купили билет, и скоро-скоро ты полетишь с неведомо какими пересадками через океан, к нам, сюда.
Воздух московский пахнет настороженностью, тишиной, пронизанной невидимыми лучами страха, истерикой близких, вдруг повылазившей грубостью продавщиц в магазине "Мираторг": «А я не должна за вас читать надписи на товаре, и не должна я знать, где лежит ваш сукразит, мало ли что диабетик, у вас у самого очки, для дали? я ж не должна различать, на них не написано, я этикетки меняю тута, и не грозите мне, я не боюсь, пуганая», еще воздух пахнет мокротОй, кашей снежной под ногами, ощущением постоянным как тебя поимели, всех хором, как на пересылке, о чем неоднократно читано, и каждого поименно, что ощущаешь до дрожи в коленях настигающей вдруг без всяких симптомов и явных сигналов организма, а ты чего ожидала? весны, солнышка, случается, светит сквозь немытые окна, так думаешь я их помою, фигу - сил нет, желания, даже телефон не возьму в руки, чтобы молдаванку позвать, у меня перед сном пальцы на руках-ногах немеют, а на закате вчера в окне - чистая кровь разливанная по крышам, даже голубей залила, сидят застывшие, словно набитые чучела, а она, кровушка теперь повсюду, и все время мерещится, мерещится, - пахнет тут старцем Илием, умильно шамкающим, ведь войны бояться не следует, бояться и уповать надо на одного Бога и его сильно любить, попом Ткачевым, проповедующим правдивость и правильность спецоперации: «не начни мы, к нам бы прилетело», понятно, что «прилетело» - слово, ежедневно долетающее до моих ушей из Ютуба, люди, стоящие у городских руин, поминают его постоянно, смотрите, выходит отец Ткачев тайком поглядывает, или просто в крови у него воинский жаргон, прикипел к нему как чайный танин к котелку тех, кто сейчас в лютую стужу греется у костерка рядом с развороченным прилетевшим снарядом домом, пахнет Владимиром Вигилянским – протоиереем и орденоносцем, писавшим когда-то стихи, выложившем в посте извлеченную на свет божий из небытия статью Эренбурга о зверстве нацистов, тихой церковью в Хохлах, где служит тот, хороший, что не подписал, а двести пятьдесят с гаком иереев не страшась подписали письмо против братоубийства, редкими "зигами" на машинах, количество их увеличивается по мере выезда за кольцевую, и начинаешь невольно высчитывать – сколько же пошло на эту гадость клеевой бумаги, придуманной специально для того чтобы сохранять в домах тепло, а не призывать к мародерствам и грабежам в них, подорожавшим твердым сыром "Дзюгас" из взятой в оборот Белоруссии, участившимися кухонными встречами со старинными друзьями, с которыми веками уже научился перезваниваться и обмениваться смсками, как наши предки-новгородцы лаконичными грамотками на бересте, братьями-славянами, коих сперва стерла в пыль московская рать Ивана Третьего, а вконец изрезало-растоптало-изнасиловало войско Грозного Ивана, да так били-резали, что Волхов три недели красным-красный тек от крови, что зафиксировано приужахнувшимся летописцем, ведь за все прошлые годы разучились мы общаться - чай пить на пару, тет-а-тет, или хотя бы втроем, вчетвером, скромненько, но сердечно, вместо чего мимоходом ставили лайки под постами, как визитные карточки оставляли в прихожей, в джентльменов поигрывали? нет, соответствовали прогрессу, а случилась беда, потянуло на проверенные разговоры-обсуждения, причем у всех, причем сразу возникла такая судорожная потребность в общении, как когда-то давно, когда были они в обязательном заводе, помнишь ли ты те времена, Маечка?
