2022-07-14 13:01:01
На прошлой неделе активно обсуждались две новости, характеризующие происходящие в России политические процессы: смерть ученого Дмитрия Колкера в СИЗО и экстренный призыв в армию хоккеиста Ивана Федотова. Кажется странным, что политические элиты посылают такие угрожающие сигналы тем, кто в нынешних условиях может дать "хлеба" (импортозамещение) и "зрелищ". Но по моему мнению, ничего удивительного здесь нет. Такие эксцессы на местах — это индикаторы низкого уровня управляемости самой политической системы (в политологии —
governability).
Чтобы пояснить свою позицию, начну издалека. Сложности изучения и типологизации политических режимов, особенно авторитарных, кроются в том, что они несмотря на множество общих черт могут значительно различаться в деталях. Именно поэтому ученые сходятся, что в России консолидировался авторитаризм, но при этом продолжают дискутировать о том, как он проявляется в разных аспектах. Кроме того, некоторую сложность привносит и терминология, о которой спорят исследователи. А уж неспециалистов такие дискуссии еще больше запутывают.
Например, в академических кругах регулярно обсуждается то, как российские элиты осуществляют стратегическое управление. Часто в этом контексте используется термин
диктатура. С одной стороны, он достаточно точно описывает природу режима. Но в то же время сильно сужает понимание того, как принимаются и реализуются решения: будто у них один централизованный источник. И действительно сложившийся политический режим очень похож на жестко централизованную структуру, где нет разделения властей, реального федерализма, политической конкуренции и смены элит, и где институт суперпрезидента подчинил себе всю власть. Однако мой тезис заключается в том, что элитная верхушка лишь принимает ключевые решения, но имеет ограниченные возможности для контроля их имплементации, а итоговый дизайн политик и самой системы (её норм и практик) складывается под существенным влиянием средних и нижних этажей политико-управленческой конструкции.
Да, на начальном этапе политический режим складывался в контексте построения вертикали власти, в том числе с целью повышения управляемости. Но если взглянуть на сложившуюся вертикаль с институциональной точки зрения, то ее ориентация на извлечение ренты обусловила "пористость" этого института, имеющего сетевую природу. Включаемые в структуру управления и извлечения ренты индивиды на правах патронов постепенно кооптировали в нее своих клиентов и родственников. Последовавшая размытость границ иерархии в итоге привела снижению управляемости.
Поддержание высокого уровня управляемости в условиях усложнения структуры и размытия институциональных границ возможно посредством децентрализации, делегирования полномочий и внедрения координационных механизмов управления вместо директивных. Но это работает лишь в том случае, если существуют четкие нормы и правила. В нашем же случае механизмы управления посредством права (
rule by law), которые режим использовал в публичном управлении, благодаря "пористости" проникли и внутрь самой системы. Верхние этажи элиты координируют деятельность нижних посредством сигналов, которые управляемые трактуют достаточно широко и часто действуют угадывая желания начальства и пытаясь параллельно преследовать свои интересы. Например, чтобы получить "палку" за поимку "шпиона", которому все равно скоро помирать из-за терминальной стадии рака, или наказать спортсмена за то, что слишком борзый и вообще хочет слинять в Америку.
Так что элиты, конечно, несут ответственность за ту систему, которую построили, за ее неуправляемость и за эксцессы, которые она генерирует. Но во-первых, это ситуативный дизайн, а не тот, который они стратегически хотели сформировать. А во-вторых, управляемость и устойчивость этой конструкции под большим сомнением. Она может рухнуть в любой момент.
#публичноеуправление
3.2K views10:01